Заинтересовавшись, несколько лет назад я стал фотографировать обитателей цыганских становищ близ Ангрена и на окраине Алмалыка (они не возражали). Такие лагеря есть и поближе, возле самого Ташкента, но я не знал, где их искать.
Живут здесь по солнцу. Встают с рассветом, ложатся с закатом. «Шумной толпы» не образуют: после завтрака пристанище цыган стремительно пустеет, кроме пары-тройки его жителей все расходятся по собственным надобностям.
В ангренском таборе, находящемся в зарослях на берегу Карабау-сая, работа велась прямо там. Бутылками из-под минералки и газированных напитков до отказа набивались огромные мешки, которые затем сдавались каким-то «оптовикам». Снимать мне удавалось в основном в вечернее время, по завершении трудового дня.
Типичный вечер в палаточном городке: по одному, по двое, по трое цыгане, мужчины и женщины, прибывают из города по разным тайным тропкам. Одни прохаживаются между палаток, что-то обсуждают, другие чистят картошку и морковку, режут мясо. Уже в сумерках с мешком баклажек и другого добра за спиной через канаву перепрыгивает молодой паренёк. И тут же начинает рассортировывать добычу, время от времени вытаскивая и другие вещи – то какую-то коробочку, то яркую игрушку, сразу же отдаваемую детям, то початую бутылку шампанского – она была тотчас же убрана со словами «Это на праздник», то недопитую бутылку Кока-колы, которая оказалась вручена карапузу лет трех.
Постепенно подходят другие работяги – каждый со своим мешком. Они точно так же откладывают в сторону случайные предметы и вещи, а основной улов – разные пластиковые емкости – перекладывают в более объемные мешки, где их еще и утрамбовывают. Мне объяснили, что их погрузят на «Газель» и отправят в Ташкент, на специальный приемный пункт.
Покончив с насущными делами, мужчины потихоньку забираются в свои палатки, и, пока жены готовят еду, сидят там. После ужина немного гуляют возле лагеря и вскоре заваливаются спать; видно, что за день они сильно устают.
В Алмалыке рабочий процесс был устроен немного иначе: цыгане возвращались только с канистрами и большими бутылями воды - сортировка производилась в другом месте. Всё остальное выглядело примерно так же.
В общем, на съемки у меня оставалось часа полтора, немного больше времени было на общение. Некоторые из цыган неплохо говорят по-русски, другие - так-сяк, третьи - вообще никак.
Выяснилось, что все они из разных регионов Узбекистана. В основном из Кашкадарьинской области, из городка Камаши, бывают из Самаркандской, Бухарской. Палаточное поселение, как некая стационарная точка, существует давно, и цыгане приезжают туда, когда хотят, ставят свою палатку на несколько человек и, либо присоединяются к коллективу, либо занимаются какими-то своими делами, участвуя тем не менее, в «общественной» жизни, то есть во всяких разговорах, посиделках и т.д., тем более, что многие из них являются близкими и дальними родственниками или же просто хорошими знакомыми.
Так же, по своему желанию, та или иная семья в любую минуту может собрать палатку и отбыть восвояси.
Большинство приезжает с детьми, а некоторые даже и с внуками. Понятно, что в итоге дети не ходят в школу целыми месяцами. И даже более – ведь недели складываются в месяцы, а месяцы в годы.
Каждая семья готовит свою еду отдельно. Обычно она довольно плотная - картошка или каша с мясом или курицей (без этого долго заниматься физической деятельностью невозможно). После захода солнца наступает полная тишина: все погружаются в сон.
С началом зимы количество палаток в лагере резко уменьшается, а иногда он и вовсе исчезает. Но не везде – в Ангрене цыгане держались даже в самые экстремальные времена. Свои жилища они максимально утепляли: ставили в них печки-буржуйки, стелили паласы, покрывали палатки целлофаном, делая их водонепроницаемыми. В этих же палатках зимой варят еду: когда подходишь, видно, что из крыш торчат дымоходы, откуда змеятся дымки, выдавая присутствие цыган в лесочке.
Проживая в непростых походных условиях, женщины ухитряются всегда быть одетыми в яркие нарядные платья, словно собрались на праздник, причем постоянно их меняют. Оказывается, их одежда аккуратно сложена в большие «челночные» сумки. То есть, она подготовлена еще дома – на месяц, а то и на два.
Люли не забывают своего происхождения. Однажды молодая девушка по имени Сабина поинтересовалась, увидят ли мои фотки в «Хиндистане» и страшно обрадовалась, когда я сказал, что, мол, обязательно.
Из мужской части обитателей ангренского лагеря мне запомнился парень по имени Ван Дамм, он уверял, что это не прозвище, а паспортное имя – его отец был почитателем известного актера. У Ван Дамма имелся «Запорожец», который значительно облегчал его работу, и которым он очень гордился. Однажды я заметил, что обладатель громкого имени пытается заклеить скотчем разбитую фару. А во время нашей последней встречи он был уже без машины. Сказал, что летом попал в аварию.
Большинство азиатских цыган очень любит фотографироваться, естественно, с условием получения снимка. Их крайне забавляло, что их снимают, поэтому на фото много улыбающихся людей. У меня ни разу не возникало с ними серьезных проблем, и даже наоборот, как-то я обронил запасной объектив, достаточно дорогой, они его нашли и принесли мне.
Европейских цыган они за своих не признают (а те их). Увидев на одном из снимков базарных гадальщиц, люли дружно воскликнули: «Цигане!»
Особенно обожают сниматься дети. После того как, возвратившись домой, я укладывался спать, перед глазами возникала толпа цыганят, безостановочно дергающих меня со всех сторон и наперебой выкрикивающих «Брат! Брат!», призывая их фотографировать снова и снова; казалось, что они разорвут меня на мелкие части. О получении фото они даже не думали, получая огромное удовольствие от самого процесса съемки.
После того как президентом стал Шавкат Мирзиёев, наступили перемены: лагеря возле Ангрена и Алмалыка разогнали.
Цыганам передали, что желающие заниматься сортировкой вторсырья должны будут официально взять в аренду мусоросборные пункты, которые в Узбекистане всюду понастроили в 2000-е годы. Это огороженные площадки с несколькими мусорными баками и крошечными домиками, где и живут арендаторы, как правило, из бедных регионов страны. Зарплату им государство не платит, доход они получают за счет сбыта извлекаемого из отходов металла, пластика и т.д., кроме того, они должны еще и обеспечивать чистоту на таком пункте и в нескольких десятках метрах от него.
Многие из цыган-люли, действительно, взяли в аренду домики-мусорки. Казалось бы, вольной жизни приходит конец.
Но недавно я вновь побывал в одном из вышеупомянутых городов и обнаружил, что, тяжелые дни миновали – лагерь был на своём прежнем месте.
***
Фото автора
Статьи по теме:
«Просят деньги за всё». Как сегодня живет «Ташкентское море»
Ангрен: хроника «подбитого» города. Часть вторая
Массив «Спутник» в Ташкенте: полвека на окраине