Оказалось, что Карши – зеленый, типично советский город, более всего напоминающий города узбекской части Ферганской долины – Андижан, Фергану, или же Навои. Проложенные в 1950-70-е широкие улицы, многоэтажные микрорайоны, цветы, деревья. Улицы переполнены рекламой проката свадебных платьев, салонов красоты и «Пайнета» (это где платят за мобильную связь). Наряду с портретами президента и «глобусами Узбекистана» вся эта инфографика удачно дополняет городской пейзаж. Ну, изображения раскованных темноволосых красавиц выглядят, конечно, привлекательнее плакатных фото Каримова.

Карши

Иные улицы напоминают район строительного рынка в Ташкенте близ завода «Миконд» – сплошные дома-магазины, где торгуют шифером, алебастром, плиткой, сантехникой, всяческими стройматериалами, короче, они представляют собою что-то вроде протяженного храма торговли, неизменно наполненного посетителями.

Местные памятники старины – несколько мечетей и медресе, а также древний мост через реку Кашкадарью, - недавно были отреставрированы, что лишило их сакрального налета древности, и сделало типовыми и скучными, как советские пятиэтажки.

Карши

Как и в Бухаре, здесь в разгаре эпидемия хищения канализационных крышек. В отличие от Бухары, их не закладывают сверху камнями, чтобы ворам было труднее их стащить. Там, где крышки всё-таки были украдены, остаются открытые колодцы, чье существование, похоже, ничуть не смущает местное руководство. Ночью всего лишь на стометровом отрезке на одной из улиц мне пришлось обойти сразу три открытых колодца (в первый из них я чуть не сверзился) – освещение там напрочь отсутствовало.

Автобусов и такси в Карши почти нет – во все концы города гоняют маршрутки «Дамас», охотящиеся за пассажирами подобно акулам, сигналящие фарами и подбирающие всех в любом месте дороги. Стоимость проезда – 600 сумов. (Как мне рассказали, ежедневный план маршрутки - 22 тысячи сумов, частного такси - 12 тысяч, остальное составляет доход водителя. ($1 = 2.800 сумов.)

Кашкадарьинская область, город Мубарек

Народ при этом экономит до дикости, до неприличия – и на городских, и на областных рейсах. Хотя проезд стоит от 600 сумов до 1-3 тысяч с человека, я неоднократно был свидетелем того как, мамаши, чтобы не платить за двоих, усаживали к себе на колени 8-9-летних детей, причем делали это не только на заднем сидении машины, но и спереди, сидя возле водителя, который всегда воспринимал это как некую естественную норму.

Не знаю, чем это объяснить. В отдельных случаях, возможно, бедностью. Но именно в отдельных – во всех остальных это просто отвратительная мерзкая жадность и полное неуважение к себе, прививаемое и детям. На моих глазах мальчика лет 6 водрузила на свои колени хорошо одетая женщина с золотыми серьгами, золотой цепью и золотым браслетом. То есть, об отсутствии денег в семье не шло и речи.

Кашкадарьинская область

Несмотря на внешнюю схожесть с городами Ферганской долины, Карши не столь религиозен: за все восемь дней пребывания в этом городе и его окрестностях, я увидел лишь одну женщину в хиджабе: она мыла пол у нас в гостинице. Пожилая, в белоснежном платке и всегда со шваброй, даже когда отдыхала, она контрастно выпадала из общего ряда.

Что касается местных цен, то после Ташкента и Бухары они выглядят просто смешными.

Как-то вечером я застрял в одном из отдаленных кишлаков и долго пытался поймать попутку, чтобы вернуться в Карши. Наконец рядом притормозил «Дамас». «За сколько до города довезете?» - спросил я водителя, молодого парня в черных очках. «Пиисят будет», - ответил он. «Пятнадцать!», - предложил я, мысленно соглашаясь на двадцать. «Йок, бу джуда кам…Четыре!», - сказал он на смеси двух языков. «Четыре? Туртми?» - удивленно переспросил я. «Да, турт минг», - подтвердил он, и я тут же забрался в машину.

Кашкадарьинская область. Этнические арабы

Сельская молодежь в Кашкадарье по-русски практически не говорит, в отличие от людей среднего и более старшего поколения – налицо целенаправленная дебилизация населения. Лишение русского языка официального статуса в 1996 году и сокращение его изучения в школах – ну это примерно как если бы в Уганде отменили второй государственный язык – английский, оставив только хауса или какой у них там, и тем самым отрезав народ от мощного источника знаний, информации и т.д. (Замечу, что в Уганде так делать не стали.)

Лично я считаю, что один только этот шаг сузил общий кругозор, снизил уровень развития среднеазиатских народов Узбекистана раз в десять, если не больше. Впрочем, с точки зрения властей пастухам и хлопкоробам это ни к чему: их дело – хлопок и бараны, а больше им ничего знать и не надо.

В самом городе Карши, как ни странно, русский по-прежнему распространен. В столице области есть несколько микрорайонов и русская речь там слышна повсюду; русских, точнее, русскоязычных, здесь примерно столько же, сколько в Чирчике или в таких ташкентских массивах как Чиланзар или Юнусабад, естественно, в удельном исчислении. Самих урусов немного, но встречаются они постоянно, особенно в микрорайонах. Честно говоря, никак не ожидал, что они в Карши вообще есть.

Кашкадарьинская область. Узбек, араб, казах

По вечерам русскоязычные молодежные компании собираются возле каршинского клона ташкентского памятника Скорбящей матери, там же гуляют родители с детьми. Я видел как две или три русских девушки лет пятнадцати-шестнадцати носились на роликах вокруг этого монумента. Видел прогуливающиеся парочки, встречались русские дети, какой-то белобрысый пацан куда-то тащился с объемистым спортивным снаряжением.

В интернет-кафе «Сарбон» два зала на 60 компьютеров оказались забиты русскими и русскоязычными подростками, сражающимися друг с другом в разные виртуальные игры и громко переругивающимися с обильным использованием нецензурной лексики: «Ага, попал - ну ты лох!» «На, получай, сам лох, да ты ваще (ругательство)». При этом люмпенами или детьми таковых они не выглядели, - обычные грубовато-задиристые ученики школ или колледжей.

Встретил я и вездесущий типаж одинокого русского алкаша: небритый человек лет сорока пяти в рубашке с короткими рукавами и помятых брюках сидел на краю бетонной клумбы, и, о чем-то призадумавшись, медленно шевелил губами, очевидно, что-то высчитывая.

Кашкадарьинская область

Еще одной неожиданностью для меня стало то, что многие женщины-узбечки в этом городе одеваются очень красиво, нарядно. Большинство носят зонтики, укрываясь от солнца, что придает им весьма элегантный вид. Ярко и со вкусом одетых женщин и девушек я замечал даже в крупных кишлаках в направлении границы с Туркменией. А я-то думал, что все они там ходят в каких-нибудь бесформенных хламидах. (Таких, конечно, тоже немало.)

Встречаются и странные стилистические сочетания, которые в Кашкадарье считаются совершенно обычными. Например, иду, смотрю: навстречу движется молодая женщина в брюках, шляпке, с зонтиком и с тонким интересным лицом. «О, какие интеллигентные люди здесь водятся!», - восхитился я. Тут она улыбнулась каким-то своим мыслям и на солнце блеснули два полных ряда золотых зубов.

Кашкадарьинская область. Тумор – амулет от сглаза

Видел трех узбекских шалав: возможно, вы знаете этот типаж – грубые, испитые лица. Они выползли откуда-то днем, хотя обычно встречаются только ночью, медленно шли, занимая весь тротуар, и на ходу курили. Первая была в шортах, глядя на прохожих, она усмехалась. 

Видел компанию местной детворы, плескавшуюся в реке или канале – все были без трусов. Ташкентская ребятня летом тоже бултыхается едва ли не в каждой луже, но все-таки в трусах или плавках – подобная непринужденность давно ушла в прошлое. Хотя память о ней до сих пор сохраняется в языке: я слышал, как пожилые фотографы называют купающихся мальчишек «голожопиками».

Кашкадарьинская область. Тумор – амулет от сглаза

Кашкадарья вообще

С точки зрения экономики Кашкадарья – это газ, нефть и сельское хозяйство; это житница Узбекистана. Визуально ее образ складывается из бесконечного мельтешения крестьян, школьников, коров, баранов, повозок, «Дамасов», «Матизов», «Нексий», «Москвичей» и «Жигулей» с нечастыми вкраплениями «Лацетти».

Кашкадарьинская область

Здесь живут самые что ни на есть аутентичные узбеки – представители племен, когда-то пришедших на эту землю с Шейбани-ханом и расселившихся в долинах Заравшана и Кашкадарьи. Местные чабаны передвигаются на ослах, нередко носят фотогеничные чалмы и бородки, а в их переметных сумках постукивают друг о друга баклажки из-под Кока-колы с питьевой водой.

Традиционные дома как в Кашкадарье, так и на юге Бухарской области, имеют свой собственный узнаваемый облик: как правило, это ровные глиняные коробки с плоской крышей. Однако прогресс наступает: зажиточные люди предпочитают строить большие современные жилища с крышей, покрытой железом или шифером. То есть, самобытные черты постепенно размываются.

Кашкадарьинская область

Люди тут совсем простые – едва ли не вплоть до известной поговорки. Водитель маршрутки, заинтересовавшись, может обернуться и поинтересоваться, сколько вам лет, женаты ли вы, и какое количество детей сотворили. Эти вопросы интересуют его (и других) едва ли не в первую очередь. После этого он обязательно покивает головой и сообщит: «А у меня – столько-то», хотя его никто и не спрашивал.

Другие темы кашкадарьинцев, похоже, не очень-то занимают, не входят в круг их интересов, и, я бы сказал, - понимания. Умного слова «фотошоп» за всё мое нахождение там я не услышал ни разу, и даже не познакомился ни с одним человеком, который был бы способен его произнести. Самым мудреным услышанным мною словом оказалось «ирригация». А самой распространенной фразой: «бензина, блядь, нигде нету».

Кашкадарьинская область. Туркменская семья

Глядя на зеленые поля и нивы трудно представить, что еще полвека назад Кашкадарья была совсем иной. Значительную ее часть занимала безводная и безлюдная Каршинская степь. В ходе советской программы по освоению этой степи, ее территория оказалась испещрена каналами и арыками, вода была проведена повсюду, в каждый населенный пункт. И бесплодная пустыня превратилась в цветущий сельскохозяйственный край.

Некоторые города сегодня погружены в непреходящие ностальгические воспоминания о советском прошлом, бывшем их звездным часом. Это, прежде всего, Мубарек и Талимарджан. В обоих были огромные зарплаты, прекрасное московское обеспечение, абсолютно несопоставимое с убогим нынешним ассортиментом продуктов в местных дуканах. То есть их обитатели несколько десятилетий успели пожить при коммунизме.

Кашкадарьинская область. Туркменская семья

Сейчас, конечно, всё иначе.

Мубарек, экономический оплот Кашкадарьи, оказался таким: подкрашенные советские многоэтажки, в коих давно уже нет воды, и жителям которых приходится бегать к кранам с разноцветными пластмассовыми ведрами; совершенно раздолбанные дороги, как будто подвергшиеся минометному обстрелу; студенты колледжа, идущие с занятий, накинув куртки себе на головы вместо кепок, торговки на местном базаре, половина которых стоит за прилавком, а половина восседает на нем, скрестив ноги.

На окраине Мубарека, как и во многих регионах страны, возведена потемкинская деревня из одноэтажных коттеджей с красными крышами – дома, которые правительство пытается всучить местным жителям по нереально завышенной цене в 136 миллионов сумов ($48.500). «За эти деньги я построю четыре таких дома», - объяснил мне местный фермер. Властям приходится действовать угрозами и посулами – покупать эти коттеджи заставляют фермеров, пугая их тем, что отберут у них землю, а также тех, кто имеет высокую зарплату и опасается ее лишиться (газовиков, буровиков и т.д.).

Кашкадарьинская область

Талимарджан, когда-то возникший для строительства одноименного водохранилища, – это уже граница с Туркменистаном, еще одним государством с великим будущим, точнее, великим настоящим – «Золотым веком». Дорога к этому городку, украшена бетонными плитами с оптимистическими лозунгами «Узбекистан – келажаги буюк довлат!», «Гулла, яшна мустакил Узбекистон!» и т. д.

Водохранилище окружено кольцом столбов, обтянутых колючей проволокой. Таксист пояснил, что «некоторые люди» загоняли туда своих баранов и пытались развести там огороды, потому его и закрыли. Правда, иногда туда залезают браконьеры, чтобы половить рыбу, но милиция сразу тут как тут. «Ничего, с ними можно договориться», - хитро подмигнул водитель и двумя руками изобразил крепкое дружеское рукопожатие.

Кашкадарьинская область

На главной площади стоит памятник Фархаду, – помните легенду о Фархаде и Ширин? – разбивающему киркой скалу и высвобождающему поток воды. В Навои тоже есть примерно такой же, только побольше, погабаритней.

Сам городок состоит из построенных в 1960-е годы типовых двухэтажных коттеджей, срок жизни которых, согласно всем градостроительным нормам давно истек. Говорят, что в советское время в Талимарджане жили почти что одни европейцы, но сейчас я встретил только одну русскую бабушку.

Кашкадарьинская область. Человек копает колодец

Покинуть этот пустой приграничный город после четырех часов крайне трудно, почти невозможно - ни автобусы, ни такси в Карши уже не ходят. «Люди соберутся, постоят, постоят, потом говорят: «Лучше мы завтра с утра поедем», и расходятся», - рассказал таксист.

В ожидании возможного транспорта компания то ли узбекских, то ли таджикских женщин расселась прямо на асфальте, и, видимо, чтобы не терять зря времени, трапезничала. Мне повезло, и в Карши меня подобрала попутка. Двигаясь по непривычно пустой дороге, минут через восемь мы объехали еще одну такую же компанию, поджидающую автобус в обратную сторону и точно так же разместившуюся прямо на проезжей части автотрассы.

Кашкадарьинская область

Подвозивший меня водитель был на «Лацетти» - машине не из дешевых. «Чем занимаетесь?» - полюбопытствовал я. «Так, бензинчик привожу-продаю», - ответил он, и почему-то смутился.

День Победы

Как и в большинстве современных городов Узбекистана, в Карши имеется копия памятника Скорбящей матери, установленного на главной площади Ташкента.

8-го мая к ней возлагали цветы дети и ветераны. 9-го возле неё собралось всё областное начальство. Близлежащие улицы перекрыли, потоки транспорта пустили в объезд, а заодно закрыли ряд точек общепита – вдруг там засядут террористы?.. Для пущего эффекта к памятнику подвезли пушки. Собралась толпа народу.

Церемонию торжественного возложения цветов я пропустил – на несколько часов уезжал из Карши и вернулся часам к одиннадцати. Начальство только что отбыло, оставив после себя множество венков с цветами. Следом разошлось и большинство людей, ушли милиционеры.

Кашкадарьинская область. Автобусная остановка

И тут началось всеобщее мародерство. Сперва какая-то апашка, кряхтя, присела и стала выдергивать из венков свежие красные гвоздики. Недалеко от нее тем же занялась молодая женщина. Вдохновленные примером взрослых тотчас же подтянулись дети и подростки. В считанные минуты людская масса облепила венки как муравьи кусочек меда.

«А ну уйди отсюда, ты что, дебил?» - громко рявкнул какой-то русский мужик с георгиевской ленточкой на сына-школьника в белой рубашке и с такой же лентой, затесавшегося в толпу расхитителей. Грабеж стремительно набирал обороты.

Кашкадарьинская область

Тут, словно бы очнувшись, подоспел какой-то высокий человек и грозным голосом колхозного раиса загремел: «Вы что творите? А ну-ка отойдите отсюда!» Возле него встали 3-4 коммерческих фотографа. Толпа испуганно отхлынула. Апашка, с которой всё началось, вновь подобралась к венкам и стала вытягивать оттуда гладиолусы. «Э, опа, нима киласиз? Как вам не стыдно?» - обрушился на нее человек.

Я ушел. Возвращаясь, минут через 30-40 увидел примерно ту же картину – тот же мужчина по-прежнему отгонял от венков людей. Хотя народу и поубавилось, венки успели изрядно поредеть. Мимо меня прошел подросток, натыривший себе целый букет и гордо несший его перед собой.

Кашкадарьинская область

Такими вот оказались мои впечатления от Кашкадарьи и ее столицы. Конечно, за восемь дней сложно глубоко оценить ситуацию, вникнуть в суть местных проблем, но думаю, что свежий взгляд со стороны всё равно способен подметить какие-то интересные кусочки мозаики, складывающиеся в единую картину.