В поселке Камаши в Кашкадарьинской области Узбекистана, близ кладбища, до наших дней сохранилось интересное произведение народного зодчества с шестью сырцовыми куполами, которые местные жители называют «мечетью» и которое, конечно же, никогда ею не было, поскольку под куполами проходит узкая галерея, а зал для молитвы отсутствует. Постройка двадцати двух метров в длину и четырех в ширину примитивна и лишена художественной ценности, однако имеет то важное качество, что наглядно показывает, какими были составные части культовых зданий несколько столетий назад в областях, отдаленных от городских центров.

Следующий объект нашего внимания – бывший караван-сарай Хасарлы (пишется и Хасарли, а колодец возле него отмечается на картах как Хазарли – ред.) - находится в 15 км к северу от посёлка Мирза-чирле, в межкыровом понижении. Аккуратные, сравнительно небольшие параметры этой котловины (полтора на полкилометра), чем-то похожи на след человека. Руины караван-сарая располагаются с южной стороны, в самой пониженной части, рядом сардоба советского периода и два колодца. Ещё один интересный объект советского строительства находится на склоне выше сардобы – заасфальтированная стоковая площадка для сбора дождевой и снеговой воды.

Заповедник Берекетли-Гарагум состоит из двух участков: «Камышлы» (западный) и «Мирзачирле» (восточный), они соединены между собою узкой линией заказника «Минара». Наш маршрут пролегал из заказника «Минара» через посёлок Мирза-чирле до обозначенного на карте советского генштаба водохранилища Кирпичли, расположенного почти в центре участка «Мирзачирле» (Мурзечирла). На колодце Иолотань выставлен кордон охраны заповедника.

Унгуз - субширотное понижение длиной 470 километров, протянувшееся в виде ложбин в средней части пустыни Каракумы и состоящее из цепочки впадин с плоскими солончаковыми или такырными днищами, согласно определению БСЭ. Район этого понижения, по мнению некоторых ученых, представляющий собой древнее русло Амударьи, в апреле 2021 года с исследовательскими целями посетили четверо жителей Ашхабада. Они познакомились с нынешней жизнью обитателей этих мест, осмотрели руины старинных караван-сараев и прояснили результаты масштабного советского проекта 1960-80-х годов по возведению сардоб – специальных бетонных водохранилищ. После распада СССР и роспуска крупных животноводческих хозяйств большинство этих сооружений пришло в негодность, так как отдельные семьи не имели возможности поддерживать их в надлежащем состоянии. Однако сейчас некоторые восстанавливаются и даже строятся новые. Обо всем увиденном – в репортаже Ивана Кузнецова.

На пути из Ташкента в Джизак, километров через тридцать от Гулистана, автотрасса прорезает надвое затерявшийся в хлопковых полях небольшой городок, точнее, поселок городского типа. Это Сардоба, центр Акалтынского района Сырдарьинской области. До независимости он звался просто 17-м совхозом и в разговорной речи его до сих пор так называют. Население – около 20 тысяч человек (шестая часть от числа жителей, например, Алмалыка). Впервые я увидел его в начале 2010-х, именно так, с дороги: двухэтажные домики, между ними закоптившиеся тандыры; он показался мне интересным, и через некоторое время, мы с товарищем съездили его осмотреть.

В Яшнабадском районе столицы Узбекистана (бывшем Хамзинском), за рынком Кадышева расположен интересный райончик: 58-й военный городок, сорок с лишним двухэтажных деревянных домов, «одетых» шиферной чешуёй. Это второй массив из так называемых финских домиков, появившихся в Ташкенте после землетрясения 1966 года. Строения возводились в качестве временных, но, как и на «Спутнике», стоят до сих пор и, похоже, в целом устраивают проживающих в них людей. Некоторые высказывают опасения, что власть зарится на занимаемую ими территорию и под каким-нибудь благовидным предлогом попытается снести их собственность.

В окрестностях крупных городов Узбекистана нередко встречаются небольшие и, как правило, укрытые от посторонних взглядов, палаточные лагеря таджикоязычных цыган-люли, съезжающихся в них со всех концов республики. Мужчины выполняют роль своеобразных «чистильщиков»: собирают и отправляют на переработку металлолом и пластиковые бутылки, женщины выпрашивают деньги, окуривая прохожих дымом травы исрык (гармалы), якобы отгоняющей злых духов, - почтенная многовековая традиция. В подобных поселениях люли проводят много времени, некоторые – едва ли не большую часть года.

Некогда одно из самых посещаемых мест отдыха в окрестностях Ташкента, сегодня влачит довольно жалкое существование, при этом, как ни странно, каждый год его берега заполняются отдыхающими, а водная поверхность покрывается катамаранами, гидроциклами и прогулочными катерами. Все это длится от силы два с половиной-три месяца, после чего курортная жизнь замирает. При желании её можно было бы продлить, но это потребовало бы усилий как правительства Узбекистана, так и слаженных действий нескольких министерств и ведомств; пока же это никого не интересует.

Стоит выехать за пределы Ташкента, показуха заканчивается и перед глазами предстает настоящий Узбекистан, тот, что есть в действительности, и которого нет в отчетах Госкомстата и картинах, рисуемых официальными СМИ. Предлагаем вашему вниманию первый из серии материалов о Той-Тепе, городке в 20 километрах южнее столицы, претерпевающем сегодня большие изменения: теперь здесь административный центр Ташкентской области. Статья написала по итогам нескольких поездок туда еще в 2010 году, но отредактирована и публикуется лишь сейчас; вторая часть будет называться «Той-Тепа в 2015 году» и третья – «Той-Тепа в 2019 году». Общий замысел – показать, как меняется один отдельно взятый город и его население в обозримый период; очередные выпуски этого цикла мы будем готовить и впредь.

Первые мои впечатления о нем относятся к началу 1980-х. Я, тогда еще школьник, вместе с родителями и младшим братом, с автостанции из центра Ташкента отправился на турбазу в горах. Часа через полтора автобус пересек кварталы аккуратных и еще почти не заросших деревьями многоэтажек, и на десять минут остановился у сонного ангренского базарчика, по пути в долгожданный оазис - Янгиабад. Был полдень, улицы пустовали, все прятались от жары. Людей увидеть я не успел.

В октябре 2021 года президент Шавкат Мирзиёев заявил, что более чем 400 нежилых двухэтажных деревянных домов массива «Спутник», расположенного на окраине столицы, должны быть снесены и заменены новыми многоэтажками, рассчитанными на 4,5 тысячи квартир. Приблизительно о том же он говорил и за пять лет до этого, в сентябре 2016-го, причем, срок застройки Спутника и его окрестностей должен был истечь уже в 2022-м. Таким образом, руководитель Узбекистана, похоже, вознамерился положить конец существованию этого необычного райончика.

Ангрен - не только второй по численности населения город Ташкентской области после самой столицы, но и самостоятельная планетная система с городками-спутниками: почти сросшимся с ним Дукентом, Янгиабадом, Красногорском, ПШК (поселком «Плавикошпатовый комбинат») и Нурабадом, в административном отношении являющихся его частями, несмотря на свою удаленность от него, иногда - за десятки километров. После разрушительных 1990-2000-х он всё еще остается важным экономическим центром: здесь расположено крупнейшее в Средней Азии угольное месторождение, где, по разным данным, - цифры колеблются, - добывается от 92 до 99 процентов узбекистанского угля; тут действуют мощные электростанции и ряд предприятий. И всё же широкую известность он приобрел не своим индустриальным комплексом, а тем, как из-за недалекости, некомпетентности руководства страны в короткие сроки пережил развал всего, что могло бы развалиться, за чем последовал массовый исход его населения. 

Узбекистанцам не ведомо, как живут те, кто ими правит: в интернет просочились лишь пара снимков из загородной резиденции покойного президента Ислама Каримова, да несколько фото из вилл его старшей дочери Гульнары. О жизненных условиях «слуг народа» более низкого уровня практически ничего не известно. 

Городские парки в Ангрене, шахтерско-промышленном городе в 114 километрах от Ташкента по дороге в сторону Ферганской долины, быстрыми темпами перепрофилируются в пастбища для скота, откуда исчезают последние остатки построенных еще в советское время аттракционов. Окончательная деградация «зеленого» общественного пространства, пережившего даже тяжелые 1990-2000-е годы, просходит прямо сейчас, в эти дни, при нынешнем руководстве города, назначенном президентом Шавкатом Мирзиёевым.

С наступлением осени в Узбекистане и других странах Средней Азии начинаются конные игры, уходящие корнями в глубокую кочевую древность. В России они известны как козлодрание, в Узбекистане - улак-купкари (улак - козленок), в Киргизии кок-бору («синий волк»), в Казахстане кокпар, в персоязычных Афганистане и Таджикистане – бузкаши («тягание козла»), а в селениях кураминцев, смеси узбекских и казахских родов, населяющих горы близ Ташкента и Худжанда, именуются кукмар. Холодное время года выбирается, чтобы лошади не перегревались, к тому же грязь или снег смягчают падение всадников. Улак – излюбленное народное развлечение, очень азартное и зрелищное. 

От Ташкента до поселка с «советским» названием Садвин в Акалтынском районе Сырдарьинской области Узбекистана (бывший садово-виноградарский совхоз имени Героя соцтруда Ризамата Мусамухамедова), расположенного в десяти километрах от Сардобинского водохранилища, - три часа езды по «старой» дороге, в объезд, через Гулистан и Янгиер. По прямому пути движение запрещено, поскольку всё вокруг размыто, включая дорогу. Последняя превратилась в особо охраняемый объект: к режиму карантина добавилась еще и техногенная катастрофа, ответственность за которую узбекские власти почему-то решили возложить на «ветер и дождь». Как шутят в соцсетях, «ветер уже сознался». 

Плато Устюрт – возвышенная равнина, протянувшаяся на сотни километров от Аральского моря до полуострова Мангышлак и залива Кара-Богаз-Гол, разделенная ныне между тремя бывшими советскими республиками – Казахстаном, Узбекистаном и Туркменистаном. Летом на этой бескрайней плоскости стоит едва выносимая жара, а зимой ее сковывают суровые морозы, усугубляемые беспрестанными пронизывающими ветрами, в результате чего температура опускается на десятки градусов ниже нуля. Обелиск посреди этого пустынного плато хранит память о трагической истории середины XX века.

По сложившейся традиции президент Узбекистана не часто выбирается «в народ». А когда всё-таки выбирается, то этот самый народ загоняют куда подальше, чтобы его было не видно и не слышно: безопасность вождя превыше всего. То же произошло и 26 октября, когда Шавкат Мирзиёев в сопровождении своей свиты отправился на ташкентский массив Юнусабад – инспектировать ход строительства метро, строящегося между 11-м и 13-м кварталами, а заодно посетил сами эти кварталы, точнее, несколько «реконструированных» дворов и детский сад. Впервые мне не пришлось куда-то отправляться за материалом для репортажа: он прибыл ко мне сам. Свои короткие отчеты с места событий я писал в Фейсбуке, а потом собрал их воедино и слегка подредактировал. Получилась вот такая хроника:

В Чирчике, построенном в советское время промышленном городе в тридцати километрах к северо-востоку от Ташкента, в конце июля-начале августа, наконец, снесли пугавшие жителей на протяжении двух десятилетий руины шести панельных четырехэтажных домов, служивших пристанищем бомжам и алкоголикам. Они были заброшены еще в конце 1990-х и с того времени так и стояли, постепенно разрушаясь. Развалины образовывали две линии, находившиеся на некотором отдалении друг от друга. Городские власти их почему-то старались не замечать и, соответственно, никаких усилий для разбора аварийных строений не предпринимали.

Изображения коробочек хлопка с пушистым белым верхом в Узбекистане настолько часты, а сами жители страны настолько к ним привыкли, что даже их не замечают. Они везде: на фасадах административных и жилых зданий, в общественном транспорте, на рекламных и пропагандистских плакатах. С давних пор этот образ преподносятся как признак богатства и процветания, олицетворение благодати, излившейся на счастливую землю Узбекистана. Но это не так. На самом деле коробочка хлопка – символ рабства и угнетения.