«Я, Баходир Хон Туркистон, с 15 октября 2019 года начал свою акцию голодовки, объявленную тремя месяцами ранее.
Голодовку я начал с требованием освобождения от должности директора узбекской службы радио «Голос Америки» Жайхона Сейдата и [вкупе с ним] еще двоих «журналистов», а также директора узбекской службы радио «Озодлик» (его деятельность финансируется правительством США) Алишера Сиддика и шести т.н. журналистов». Поскольку эти радиослужбы добросовестно не исполняют поставленных перед ними обязанностей, сквозь пальцы отражая деятельность узбекских оппозиционных организаций, в частности, находящейся в оппозиции Народно-демократической партии «Бирдамлик» («Солидарность»).
На сегодняшний день упомянутые службы радио так и не удосужились осветить нашу деятельность в полном объеме [как того она заслуживала]. А если даже и было такое, то делалось это с целым рядом ошибок и неточностей, то есть, новостная подача, исходящая от них, преподносилась [читателям] неточно и в одностороннем порядке, - с целью подпортить наш имидж и создать нам ряд проблем.
Наше противостояние и споры с этими радиостанциями (в целях демократизации и реформирования их деятельности) длится уже с января 2006 года.
В общем, 15 октября текущего года в палатке напротив здания Агентства Глобал Медиа США (USAGM), расположенного по адресу 330, Independence Avenue, SE, я начал свою одиночную акцию протестной голодовки против их деятельности.
Баходыр Чориев
Несмотря на 10 дней [моей голодовки], ни один из журналистов «Голоса Америки» так и не спустился вниз, чтобы поговорить со мной, не сделал никаких попыток взять у меня интервью по поводу объявленной акции. В итоге я был вынужден 25 октября 2019 года обратиться с официальным письмом в Агентство Глобал Медиа.
31 октября было днем моего рождения. В этот день мне исполнилось ровно 50. Так как в это время я проводил голодовку, свой 50-летний юбилей я вынужден был «отпраздновать» в палатке, поставленной на холодном открытом воздухе, в столице Америки – Вашингтоне. Жаль, никто из журналистов радио «Голоса Америки» так и не соизволил ко мне выйти.
4 ноября на своей странице в Фейсбуке я оповестил подписчиков, что к организованной мной голодовке никто не проявил интереса, а также уведомил их, что в связи с истекшим месячным сроком голодания с 14 ноября я перехожу на следующую, более серьезную и более опасную стадию акции – сухую голодовку, подчеркнув, что по такому поводу даже зашью свой рот иглой с нитками.
Целью этого шага было привлечение внимания руководства Агентства Глобал Медиа к организованной мною на улице, в холодной палатке, одиночной голодовке.
В назначенный день, то есть 14 ноября, с начала моей голодовки прошло 30 дней. Изо дня в день я продолжал нести свою бессменную вахту в уличной палатке, невзирая на холод. Сказать, что я настрадался – ничего не сказать, но я хорошо понимал, что не имею права отступать, так как являюсь лидером узбекской оппозиции. К тому же, стремление к свободе слова и печати было нашей мечтой на протяжении долгих 14 лет.
Размышляя о политических мотивах инициированной мной голодовки [в этот день], я взял в руки иголку и нитки. Как бы мне ни было больно при каждом вхождении иглы в мои губы, я понимал высокое предназначение своей миссии. Несмотря на физические мучения, за 30 минут мне удалось, как я уже обещал заранее, закончить зашивание своего рта.
Я закончил зашивать рот к 12.30 дня. Сотрудники Агентства Глобал Медиа, осведомленные об этом, вместо того, чтобы встретиться со мной и узнать о моих требованиях, тут же вызвали полицию. Прибывшие на место в 13-30 полиция и сотрудники скорой медпомощи, осмотрев меня (до 13-55), не стали устраивать никаких препятствий, чтобы я мог продолжать сухую голодовку с зашитым ртом.
Однако 14 ноября, примерно в 20-30 вечера, ко мне явились другие полицейские и при поддержке скорой медпомощи увезли меня в принудительно-добровольном порядке в вашингтонскую клинику «Юнайтед Медикал Центр», где госпитализировали в отделение скорой медицинской помощи (Emergency).
Здесь долгое время рядом со мной находился неизвестный мне человек. Он контролировал действия сотрудников медучреждения, пока шел прием в отделение срочной медпомощи, а затем лично следил за тем, как меня заводили внутрь.
Я попал в отделение срочной медпомощи клиники «Юнайтед Медикал Центр» 14 ноября, около 21-00 вечера, а ближе к рассвету 15 ноября мне удалили нитки, которыми я зашил свой рот. Раны на губе были обработаны и сделана противовоспалительная инъекция (чтобы уберечь поврежденную поверхность от попадания инфекции).
До 9 часов утра я находился в Emergency, в отделении контроля полиции и надзора. Хотя уже и не получалось продолжать сухую голодовку, я, тем не менее, решил продолжить обычную голодовку (при которой можно пить воду).
Каждую минуту я думал о том, чтобы вернуться в свою палатку возле здания Агентства Глобал Медиа. Жаль, что моим пожеланиям не суждено было сбыться. Против моей воли меня перевели в лечебное отделение. Оно было на 4 этаже, это был настоящий сумасшедший дом, где лечили людей с психическими расстройствами. Оказывается, там каждую минуту случаются какие-то скандалы, крики и драки.
С самого начала я был шокирован тем, что здесь происходило. Тем не менее, поначалу пытался продолжать свою акцию голодовки, [но] скандалы и насилие вокруг оказывали удручающе тяжелое воздействие. Я понял, что здесь я могу защитить себя только сам (для этого надо питаться, чтобы были силы – ред.), и 15 ноября вынужденно (под давлением медперсонала и болевых эффектов) принял решение прекратить голодовку.
Меня поместили в палату №4403. Там лежал один больной афроамериканец. Его в тот же день выписали. На его место пришел новый «больной» афроамериканец. Звали его Антонио Уайт, и, несмотря на его притворство, было видно, что этот человек абсолютно здоров.
Антонио Уайт
15 ноября около 21.00 вечера, измученный от усталости, я решил лечь спать. Я еще не спал, когда мой сосед по палате Антонио Уайт тоже лег на свою кровать и тут же начал нестерпимо храпеть. Я уже не мог спать. Сосед сознательно не давал мне спать, то начинал кричать в палате, то специально храпел, то притворялся буйнопомешанным, начиная ходить вдоль и поперек комнаты и выделывая разные трюки, а ночью по нескольку раз без надобности шел в туалет и шумно спускал воду...
А когда я, выдохшись от усталости, начинал дремать, в палату шумно врывался медицинский сотрудник [дежурный врач], громко интересуясь, кто же тут кричит, не спит и нарушает режим (как будто это я), лишая меня сна вновь и вновь. Ту ночь я еле выдержал до утра. Из-за долгого голодания я уже был без сил. Это мне напомнило знакомые с советского времени действия тюремной администрации, когда над политическими узниками по их негласной наводке издевались специально подсаженные «лохмачи» (уголовники, избивающие подследственных ради дачи признательных показаний – ред.).
16 ноября я попросил своего лечащего врача мисси Ганжу, чтобы меня избавили от беспокойного соседа Уайта, или же, наоборот, меня самого перевели в другую палату. Пообещав мне подумать об этом, миссис Ганжа покинула подконтрольный ей участок психушки.
И та ночь, и вся последующая, на 17 ноября, прошли по-прежнему [беспокойно]. Мне специально не давали спать. Начиная с 3 часов ночи, я проводил время, прохаживаясь по палате взад-вперед. А каждое утро, согласно распорядку дня, с 6 утра разрешается выходить в коридор. Мы после этого можем также смотреть телепередачи в общем большом зале.
18 ноября ровно в 6-00 утра я по обыкновению вышел из палаты, поздоровался со всеми, кто был рядом, и последовал прямо к пустующему креслу, чтобы посидеть у телевизора. В этот самый момент неожиданно один из пациентов по имени D. N. безо всяких на то оснований занес надо мной кулак, чтобы ударить по лицу. Мгновенно среагировав, я пропустил его удар, но сильный удар пришелся мне слева в шею и спину. Вот уже несколько дней, как у меня нестерпимо болит место удара. Если б я вовремя не увернулся от увесистого кулака нападавшего, он бы разнес мне лицо...
Хорошо еще, что те, кто были рядом, остановили дебошира. После нескольких суток бессонницы это стало для меня очередным ударом.
В психушке я оказался в отчаянном [беспомощном] положении. В это утро (примерно в 7:45-8:40) наблюдалось еще несколько вспышек насилия. [Я понял, что] Это место небезопасно для моей жизни. Когда меня ударили, дежурные медики обязаны были обратиться с жалобой в полицию о неадекватном поведении новоприбывшего агрессивного больного. Но они этого не сделали. А если бы пострадал кто-то из самих сотрудников медучреждения, они бы мгновенно вызвали полицию.
Когда я попытался самостоятельно пожаловаться женщине-полицейскому, наведавшейся в клинику, об избиении меня другими больными, она коротко отрезала, сказав, что устные жалобы не принимаются к сведению, а обращаться с претензиями (в том числе от имени больных) имеют право только работники медучреждения. [Таким образом] Я здесь оказался абсолютно бесправным…
18 ноября примерно в 14.40 меня выпустили из клиники. Срочно вызвав быстрое такси («Lyft»-taxi), я подъехал к своей палатке у Агентства Глобал Медиа. Позвонив оттуда в полицейский участок, сказал, что на меня было совершено нападение в психушке клиники «Юнайитед Медикал Центре». Выслушав внимательно мой рассказ, сотрудник полиции принял к производству мое обращение, сообщив, что номер нового уголовного дела - 19206612.
Баходыр Чориев
Я абсолютно здоровый человек, и в этой связи мне не дает покоя ряд вопросов. Кто меня [принудительно] отправил в психушку? Почему там в отношении меня осуществлялись специальное давление и прессинг? Почему меня признали [нездоровым] неадекватным? На эти вопросы должны найтись ответы, в противном случае очевидно, что моя политическая деятельность будет [постоянно] подвергаться давлению и жестоким репрессиям».
Напомним, Баходыр Чориев – один из самых известных оппозиционеров Узбекистана, основатель и руководитель общественного движения «Бирдамлик». В настоящее время проживает в Лос-Анджелесе (Калифорния, США).
В 1999 году семья Чориева выкупила 60.5 % акций АО «Кеш» в городе Шахрисабзе, в Кашкадарьинской области, а с 2000 года он стал председателем правления этой же компании. По словам самого Баходыра Чориева, его семья инвестировала 25 миллионов сумов на развитие сельскохозяйственного бизнеса. А в начале 2001-го преуспевающий бизнесмен Чориев был арестован за якобы финансовые нарушения (по его словам, все обвинения были сфабрикованы), а затем осужден по статьям 167, 205 и 209 УК РУз, и приговорен к 6 годам лишения свободы. Семейное предприятие было отобрано.
После амнистии в 2002 году Чориев неоднократно пытался вернуть АО «Кеш» через суд, но тщетно. Это послужило главным толчком для его перехода в оппозицию, а впоследствии привело к вынужденной эмиграции.
Как написал 31 октября, в день 50-летия оппозиционера (когда Чориев стоял в одиночном пикете в Вашингтоне), узбекскоязычный сайт Mulkdor, «цель НДПУ «Бирдамлик» в будущем – руководящие кресла в парламенте и во власти». Разумеется, вполне легальными способами - пройдя в Узбекистане регистрацию и участвуя в парламентских и президентских выборах.
***
Комментарий директора радио Озодлик (узбекской службы радио Свобода/Свободная Европа) Алишера Сиддика
Я считаю, что высказанные Баходыром Чориевым обвинения несправедливы. «Озодлик» - это, наверно, единственная медиа-организация, последовательно освещавшая деятельность движения «Бирдамлик». Баходыр Чориев появлялся у нас в рубрике «Озод назар» («Свободное мнение»), мы постоянно брали у него интервью и короткие комментарии по разным актуальным вопросам.
Вот интервью за декабрь 2016 года.
Вот его 15-минутное интервью о том, что президент Мирзиёев контролируется узбекской элитой.
Это статья о том, что «Бирдамлик» объявляет о временном приостановлении своей деятельности.
Вот еще большое интервью с ним. Это о том, что движение не смогло провести курултай (съезд) в Казахстане.
Ссылки на статьи, содержащие интервью с Баходыром Чориевым, его комментарии или информацию о движении «Бирдамлик»:
Фактически мы не освещали деятельности ни одного оппозиционера так подробно, как деятельности Чориева. Десятки статей, интервью, «круглых столов», дебатов. За последний год ни я, ни кто-либо другой из нашей команды не получали от него заявки на интервью. Разумеется, я искренне уважаю его право протестовать, которое гарантировано и Конституцией США.
У него есть номер моего личного телефона + 420 724 971 539, по которому он может звонить мне. Здесь же Whatsapp, Telegram.
Пользуясь случаем, добавлю, что по этому номеру мне могут звонить и другие узбекистанцы, я лично готов общаться со всеми. Кроме того, у «Озодлика» есть веб-сайт и Телеграм-канал для граждан, чтобы они могли присылать нам свои новости. По Телеграму можно написать на @ozodnews или @sizdan, я лично читаю всё.