За два часа были затронуты многие вопросы, крайне важные для бурно развивающейся отрасли частной, да и государственной, медицины. Например, - хотя об этом напрямую и не говорилось, - сам собой напрашивался вопрос о компенсациях за смерть пациентов. На Западе в таких случаях виновные выплачивают огромные суммы, в Узбекистане же об этом по непонятным причинам пока не заходит и речи.

Ниже – подробный отчет с пресс-конференции.

Две жизни

Гульбахор Нуритдинова. Сегодня мы будем обсуждать и разоблачать лжеврачей и учредителей двух клиник – Mont Blanc и «Красота жизни» (…) Я врач дерматовенеролог-косметолог, имею 28 лет стажа, кандидат медицинских наук, с 2016-го по май 2019-го работала главным врачом частной клиники «Красота жизни». В этих двух клиниках процветают и беспредельничают двое лиц - Мираюбова Нозима и Джавхаров Джавлон (зять Нозимы Мираюбовой – ред.). (…) С первых же дней моей работы там я столкнулась с ложью, то есть, в клинике уже были набраны сотрудники, не имеющие медицинских дипломов, соответствующего стажа работы, а также (…) необходимой категории, сертификации. Клиника не соответствует техническим, медицинским, санитарным нормам. В ней не было медицинской документации, журнала регистрации, амбулаторной карты, прейскуранта, по которому должны были проводиться процедуры.

Гульбахор Нуритдинова. Фото Умиды Ахмедовой

В 2016 году в «Красоте жизни» учредителем и директором являлся Джавхаров Джавлон. Когда я подошла к нему и попросила документы сотрудников, он ответил, что документов как таковых нет, потому что они [сотрудники] не медики. Я попросила его устранить все эти недостатки и набрать в штат квалифицированных дипломированных врачей. Он мне ответил, что этим вопросом занимается его теща - Мираюбова Нозима. Соответственно, я к ней подошла. Она мне ответила: «Гульбахор Анваровна, можете не переживать, у моего зятя Джавхарова Джавлона всё схвачено, за всё заплачено, никто проверять нас не будет, если какая-то организация будет приходить и проверять, мы с дверей это всё оплатим, и всё на месте останется».

В дальнейшем я требовала, просила, настаивала, но на мои просьбы Джавхаров и Мираюбова не реагировали, так как они усиленно готовились к открытию второй клиники, уже с пластической хирургией. Для открытия отдела косметологии и пластической хирургии были поданы мои документы. Без моего ведома, без моего согласия, то есть мои документы были выкрадены и поданы на лицензию. Моему возмущению не было предела. Когда я обратилась в лицензионный отдел, начальник отдела Рузикулов ответил, что его абсолютно не интересует, каким образом мои документы оказались у Джавхарова. После этого я неоднократно звонила Джавхарову, приезжала в клинику Mont Blanc, отправляла сообщения, что нам надо встретиться и поговорить серьезно. Джавхаров Джавлон избегал меня.

Последней каплей, послужившей причиной моего увольнения, стало то, что Мираюбова взяла на работу сотрудницу, которая поступала в медицинский институт, где она сейчас и учится, и которая рассказала, что не смогла по просьбе профессора написать формулу воды. Это был предел всему, и мне пришлось уйти из этой клиники.

Когда главный врач раньше времени увольняется, по положению Министерства здравоохранения за №405 он должен рапортовать о причине своего увольнения. Я указала, что [в клинике] нет сотрудников, нет соответствующего оборудования, описала все причины и подала рапорт на имя министра здравоохранения Шадманова. Но начальник лицензионного отдела отделался отпиской, что они некомпетентны решать этот вопрос и я должна обратиться в соответствующие органы. Обратите [внимание] на даты: 12 июня я подала рапорт в Министерство здравоохранения, через десять дней получила ответ. 24 июня я с заявлением пошла в Главное управление внутренних дел, там узнала, что на Мираюбову уже открыто уголовное дело по 168-й статье, часть 3, пункт «а» («Мошенничество в особо крупных размерах»). Мое заявление приняли и признали меня потерпевшей.

В течение месяца Главное управление внутренних дел рассматривало [заявление], но никаких мер не было принято, а обе клиники продолжали работать. Тогда я записалась на прием к городскому прокурору Валиеву. 25-го июля я (…) подала заявление, Валиев [его] прочитал и сказал, что примет кардинальные меры в течение десяти дней. (У Гульбахор Нуритдиновой выступают слезы, перехватывает дыхание, она не может говорить, ей дают воды, она продолжает). Никаких перемен я не увидела. Когда на десятый день [я пришла] в городскую прокуратуру, к зампрокурору, там сказали, что еще даже не смотрели, вот только сейчас имеют на руках эти документы. Пока правоохранительные органы разбирали моё заявление, думали, как к нему подойти, в клинике Mont Blanc произошло непоправимое ЧП с летальным исходом. 15 августа была взята на операцию жительница Казахстана Апостолова Лилия, 42 лет. На ринопластику (исправление дефектов носа – ред.) и исправление носовой перегородки. (Передаёт слово свекрови покойной.)

Аян Кенжетаев и его бабушка Манзура Досумбетова. Фото Умиды Ахмедовой

Манзура Досумбетова. Апостолова Лиля – моя сноха. Мой сын умер 12 лет назад. Мой внук был полусиротой, а сейчас из-за халатности этого врача, Облакулова Фахриддина (хирург, делавший операцию – ред.), стал полным сиротой. Они даже, когда она умерла, не приехали, не извинились, [хотя] отсюда Шымкент (казахское название города; по-узбекски – Чимкент, – ред.) - час двадцать минут езды. Через 40 дней только приехали, [отданные] за операцию деньги принесли. (..) Хирург (…) говорит: «После операции было всё хорошо, она разговаривала, и через 20 минут ей стало плохо. Я спрашиваю, отчего. «Медсестра, - говорит, - пробу делала на цефтриаксон, антибиотик, и вот после этого цефтриаксона, когда [его] ввели, у нее начался анафилактический шок». (…) Как они могут заниматься такими операциями, если у них против анафилактического шока ничего нет (имеется в виду специально подготовленный шкаф с противошоковыми препаратами – ред.)? Пока приехала «скорая помощь», она уже в кому впала. (…) Они оттуда берут её и везут в государственную больницу, в реанимацию. В реанимации её к аппарату подключили, и ребенка [сына] обманывали три дня: «С мамой будет хорошо, скоро [ей] будет легче». Внук мой там рядом ходил, даже знать не знал, что [его] мать умерла.

Гульбахор Нуритдинова. Пациентка 15-го августа впала в кому и в течение 2-3 часов в клинике Mont Blanc её пытались вывести её из комы, насколько мне известно, они очень затянули время. И пришлось вызывать реанимационную «скорую помощь», её отвезли в центр экстренной медицины (бывшую 16-ю горбольницу – ред.). Там Апостолова Лиля пролежала в коме до 19-го [августа], 19-го она умерла. А Мираюбова [после ее смерти] звонила в Казахстан и убеждала: «Сейчас-сейчас, еще пара часов, и она в себя придет».

Слово взяла Дильфузахон Джафарова мать умершей в августе после применения анестезии студентки Гульшан Шариповой, которая пришла в клинику в сопровождении отца и мужа для удаления полипов, и исправления носовой перегородки, мешающей ей нормально дышать.

Дильфузахон Джафарова. У нас буквально под копирку происходит такое. (…) Как мы вышли на эту клинику? Очень распиарена в соцсетях, в Инстаграме, с тысячами подписчиков, показаны работы. Мы пришли на консультацию к врачу Облакулову Фахриддину (…), мы спрашивали какое у них оборудование, насчет анестезии. Мы очень внимательно спрашивали об анестезии, потому что это был важный для нас момент: наша дочь с детства была аллергиком. Мы консультировались у многих врачей, и они всегда говорили: единственный ее выход – это операция. Мы спросили об оборудовании, он сказал: «У нас продвинутое германское оборудование, новейшее. У нас американская анестезия. Она более щадящая, новейшая. Мы делаем операции не по старинке, по советскому методу, когда ломали нос, а лазерная будет операция, бескровная». (…) Он говорил: «Вы не переживайте, за 20 минут сделаем». Какие нам анализы сдавать? По стандарту: общий анализ крови, кардиограмму сердца и МСКТ (мультиспектральная томография – ред.) носа, это как рентгенограмма. Мы все анализы предоставили. И сердца, которое у нее было совершенно в порядке, она у меня теннисистка бывшая, спортсменка, 20 лет ей, молодая, здоровая. Да, у нее была аллергия, и она не могла дышать, она мучилась. Поэтому мы решились на эту операцию.

И вот, когда мы предоставили все анализы, когда уже дата [операции] была назначена, - 24-го августа, 19-го августа они потеряли пациента (Лилю Апостолову – ред.). Ну неужели за четыре дня вы не собрали свой внутренний совет, не стали выяснять, почему такой случай произошел? Они берут нас на операцию, в этот день нам сказали: «Пораньше приходите, мы вам забор крови сделаем на анализы, [в том числе на] гепатит, по стандарту. И буквально через час говорят: «Ну, давайте возьмем на операцию». Как? Мы же не понимаем, нам казалось – пробы будут браться, она же аллергик. Мой супруг подошел к анестизиологу [Ульмасу Холбекову], он с дочерью переговорил. Она говорит: «Да, у меня пищевая аллергия, на пыль». Поймите – я не медик. Пищевая аллергия, на пыль – значит, есть риск и на медикаменты. Вам же говорят, что аллергичный человек. Отец сказал сначала анестезиологу, видит, никакой [реакции] нет. «Мы будем готовить на операцию». Он подходит к врачу, Облакулову, говорит: «У неё аллергия, я поговорил с анестезиологом…». «Умид-ака, - говорит [врач], - мы же своё дело знаем, вы идите, оплатите три миллиона [в кассу], а мы будем делать своё дело». Облакулов – это хирург, он был ведущим хирургом в этой клинике. (…)

Гульшан Шарипова училась на третьем курсе Финансового института. Фото из интернета

Дело не в деньгах, поймите. Мы думали, что платим за оборудование, за комфорт, за эту американскую анестезию, которая щадящая, после которой человек в себя быстро приходит, интересовались этой анестезией. И потом анализировали – никакой анестезии американской, никакого германского оборудования там нет. Забрали ребенка на операцию, она мне посылала сообщения [через Телеграм]: «Мамочка, пожелай мне удачи». Потом, впоследствии, когда были интервью Нозимы [Мираюбовой], она говорит: «Мы ее даже не прооперировали, даже не тронули, она упала в обморок, у нее был сердечный приступ, у нее порок сердца был». (…) Я это узнала позже: ее взяли, ей ввели анестезию, ей сделали, видимо, пропофол, мне [об этом] сказали врачи. Минут 15-20 ее готовили к операции, готовили нос. Врач-хирург вводит ей в нос укол адреналина. Это, наверно, положено в лор-операциях. (…) Но передоз этого препарата, или некачественные препараты-медикаменты-анестезия – этого мы не знаем, мы не врачи, - вот это всё привело к тому, что у нее сердечный приступ начался, не приступ, а тахикардия. Врач, видя [что], 15-20 минут лежит ребенок, вот в этот момент он отходит, и всю нагрузку сваливает на анестезиолога, говоря, что это анафилактический шок: «Это от твоего препарата, от анестезии». (…) Но вы поймите – анафилактический шок проявляется в первые 5 минут, когда анестезия дается. 15-20 минут прошло после того как она была под наркозом, ее готовили, всё. Я поэтому пришла сюда [на пресс-конференцию] – чтобы созвали или комиссию, [провели] экспертизу медицинскую, Минздрав подключился, в конце концов.

Потом, через 20 минут, там суета происходит, бегут, сверху спускается медсестра – санитарке (это клиника, куда мы заплатили 7 миллионов ($760 – ред.): «Беги в аптеку, принеси ледокаин». Я смотрю на зятя, говорю: «А зачем ледокаин?» Я не понимаю, я не сведущий в медицине человек, - если она под наркозом, зачем ей ледокаин? Санитарка бежит, [медсестра] опять спускается, суета, она дает деньги, они бегут в ближайшую аптеку, несут какие-то препараты. Вы, такая позиционирующая себя как продвинутая клиника, мы заплатили немалые деньги, почему вы бегаете за какими-то препаратами? Через час только, когда уже должна была закончиться операция, спускается врач, Фахриддин Облакулов, и спокойным тоном говорит: «Вы знаете, у вашей дочери аллергия». Новость нам сказали. «У нее произошла реакция, не знаем, на какой препарат. Мы ее выведем, она сейчас выйдет». Так же, под копирку. Хотя у нее аллергичный фон был сниженный, она принимала от аллергии препараты, она готовилась. Мы пришли в августе, не осенью, потому что осенью уже обострения бывают, не весной пошли, а в августе, когда снижается [фон], мы же знаем всё это, давно изучили эту аллергию. «Она сейчас придет в себя, вы ее заберите, подлечите, я ей сделаю операцию», - говорит.

Час прошел. В этой время они позвали подмогу. [Врач] Наталья Файзуллаевна и второй анестезиолог (…). Когда она уже зашла, мы поняли, что что-то не то. Мой зять и я пулей летим в операционную. Там суета, они не знают, [стоят] потерявшиеся. Как вы можете, врачи, - реаниматолог, анестезиолог, - ты не имеешь права теряться, ты должен знать!.. Они хаотично вводят какие-то препараты. Ну, допустим, даже очищающие кровь. Никакого антишокового шкафа, который положен, не было. Я уже не смотрела на оборудование, прошло полтора часа. Я говорю: «Прекратите, надо везти ее в нормальную клинику, вызывайте неотложку, везите, здесь вы ее угробите». Потерялись самые ценные вот эти минуты. Вы два опытных, как говорится, врача, вы четыре дня назад потеряли человека по такой же схеме, почему вы тянете время? Когда я уже стала настаивать, вызвали неотложку, и мы отвезли ее. Но за эти два часа у нее [возникла] тахикардия, сердце беспорядочно бьется, реакция произошла на адреналин, а потом уже анализировала. Так как врач отошел, анестезиолог не поймет, отчего. Врач скидывает вину на него. А по стандарту, когда идет реакция на анестезию, по стандарту адреналин вводится. И еще дозу адреналина вводят (вторую – ред.), сердце окончательно сбивается с ритма, соответственно, кровь не качается в мозг, у неё отек мозга произошел в клинике Mont Blanc через час после того как мы проводили ее в операционную. Мозг у нее, считай, умер. Ее везут, по дороге она уже в глубокой коме, у нее останавливается сердце, она прошла клиническую смерть, она попадает в клинику Akfa Medline. Ее подключают к аппаратам жизнеобеспечения, вентиляции, из-за того, что она сильная, теннисистка, молодая, ее сердце всё-таки бьется, и на вторые сутки уже всё, мы ее потеряли.

(Отвечая на вопрос об официальном установлении причины смерти). По закону да, мы должны были сделать судмедэкспертизу. (…) Но, во-первых, наши религиозные соображения, наша обида не допустили того, чтобы ей сделали экспертизу. Я спросила, сколько будет длиться экспертиза. Мне ответили прямым текстом, что пять дней… Пять дней мы не могли допустить, мы написали об отказе, - что не имеем претензий к врачам, чтобы забрать ребенка и как положено похоронить.

Гульбахор Нуритдинова. (…) В судмедэкспертизе всё налажено, - их ввели в заблуждение. Пять дней никогда не держат: у нас у всех есть определенное время, когда мы должны умерших проводить, поэтому максимум час-полтора. И они могли отдать.

Дильфузахон Джафарова. Мы обратились в прокуратуру только через 20 дней. Вначале мы были в шоке. (…) Мы ждем от прокуратуры действий (…).

«Это только ваши умозаключения, на какой из препаратов была аллергия, - возразила присутствующая журналистка. – Если бы у вас было заключение патологоанатома…».

Дильфузахон Джафарова. Это не факт, что было бы [возможно точно установить препарат]… За 4 часа выводится из почек…

Гульбахор Нуритдинова. Когда заведующая медэкспертизы настаивала на вскрытии, приехал прокурор Алмазарского района Зуфаров и [собственноручно] написал, что он разрешает не вскрывать труп. Тут была заинтересованность – [чтобы] не вскрывать. Их в заблуждение ввели: [сказав], что 5 дней будет идти экспертиза, а когда начальница настаивала на том, что надо вскрывать, и ничто ее не остановит, тогда Алмазарская районная прокуратура пришла и сама резолюцию написала о том, что они требуют не вскрывать. (…)

После этих двух смертей я продолжала писать заявления. Написала и в генпрокуратуру, в городскую прокуратуру, неоднократно - в Главное управление внутренних дел, в службу госбезопасности, в приемную президента. Вот [уже] пятый месяц я не могу отозвать свои документы на лицензию, до сегодняшнего дня работает клиника «Красота жизни», с этими же сотрудниками - Mont Blanc. Правоохранительные органы, Минздрав никаких мер не принимают, и я вынуждена дать населению эту информацию (…).

Человек, сидящий сзади, как позже выяснилось, адвокат. Ни по одному факту смерти не было возбуждено уголовное дело. Хотя по каждому факту прокуратура обязана возбуждать уголовные дела.

«Объект предпринимательства»

Гульбахор Нуритдинова. После моего выступления в Фейсбуке появился третий пострадавший. В начале августа в этой же клинике Mont Blanc этим же врачом Облакуловым, с этим же анестезиологом, был прооперирован молодой 22-летний парень с таким же диагнозом: искривление носовой перегородки. Бахронов Ульмас, 22 года, студент 4-го курса медицинского факультета института Дружбы народов в Москве. И я хочу сказать очень нехорошую новость: вчера, в 9 вечера он в Москве скончался.

Дильфузахон Джафарова. Его прооперировали, он пришел в себя, неделю ходил после операции, у него было кровотечение в носу. Опять-таки [операция] приходится на вот эти 15-19-е числа августа. Мать звонит врачу, говорит, что у него нос кровит (не кровотечение, но кровит). А он [врач] отвечает: «Ну, это бывает, ставьте тампоны, туда-сюда. Пейте, наверное, препарат». Парню надо ехать на учебу. Они звонят прямо перед отъездом, в 19-х числах августа, надо ему лететь. «Ладно, - говорит врач – пусть летит, с собой пусть возьмет тампоны, ну, если усилится – поставит тампоны». Нельзя было разрешать полет, если человек после операции, там перепад давления, он врач, он должен всё это осознавать, - ты ответственен за человека, даже после операции. После перелета у него открылось кровотечение, он в Москву идет в больницу, у него [какое-то] осложнение… Он попадает в больницу с кровотечением и впадает в кому, там, в Москве. (…) Я не медик, не знаю, какие там нюансы бывают. (…) Он впадает в кому, 70 с чем-то дней он лежал там в коме. (…) Вот вчера, в 9 часов вечера, он скончался. (…)

Гульбахор Нуритдинова (отвечая на вопрос, идет ли расследование или уже закончилось). Расследование не идет, ждут ответа судмедэкспертизы, только после этого.

Адвокат, сидящий сзади. После резонанса в прессе это пошло, до этого прокуратура закрывала на это всё [глаза]. Никакой реакции прокуратуры не было, наоборот, она была заинтересована, чтобы скрыть эти факты. (…)

Гульбахор Нуритдинова. (Отвечая на вопрос, какую должность занимала в клинике Нозима Мираюбова) Она всегда говорит, что она оперирующий гинеколог. Она является учредителем (…) клиники «Красота жизни». Но она управляет и клиникой Mont Blanc, и клиникой «Красота жизни». Только по ее указанию выполняются все действия.

Слово берет Наргиз Рахимова, тетя погибшей Гульшан Шариповой, акушер-гинеколог высшей категории с сорокалетним стажем, гражданка России, живущая в Москве.

Наргиз Рахимова. Мы не можем вернуть Гульшаночку, но наша цель – чтобы в Ташкенте эта клиника напрочь была закрыта, чтобы не было смертных случаев, вот таких глупых, как эти (…) У меня вопрос, Гульбахор Анваровна, вы сколько в этой клинике проработали? (Та отвечает, что с ее открытия по май 2019-го: 3 года и 2 месяца.) Вот за 3 года эту клинику опишите (…).

Гульбахор Нуритдинова. (…) О хороших результатах [работы] клиники я не могу сказать, потому что не было ни одного соответствующего сотрудника, там были фиктивные сотрудники. (Имеется в виду – не соответствующие заявленной квалификации – ред.) (…). В своих заявлениях во все вышестоящие органы я требую, чтобы они запросили все документы (в том числе о квалификации врачей – ред.), проверили, в течение пяти месяцев ни одной комиссии не создавалось. (…)

Наргиз Рахимова. (…) Клиника-убийца – других слов у меня нет.

Гульбахор Нуритдинова: 28 сентября я была на приеме у заместителя генпрокурора Саидкаримова. Когда я сказала, что произошли случаи смертности, что надо рассмотреть, организовать комиссию, и закрыть обе эти клиники, я получила ответ: «Занимайтесь другими делами – жалобы родственников нет, всё – дела нет». Это он при всех официально на приеме ответил. (…)

Наргиз Рахимова. Надо – эксгумацию пусть делают, но в шоке [тогда] были родители.

Адвокат Абдували Васиков. Сами знаете, что в Узбекистане по мусульманским обычаям нельзя вскрывать человека, поэтому большинство родственников не хотят вскрытия. Все документы, что лечащий врач предоставил, - по этим документам можно произвести экспертизу.

Наргиз Рахимова: Маленьких или больших операций не бывает, хоть маленькую родинку удаляешь, там должен быть шкаф и там должны быть антишоковые препараты, против анафилактического шока. И вот такими буквами должно быть написано огромными, чтобы в экстренных случаях медсестра не терялась (…). Гульбахор Анваровна подтверждает, что этого всего не было. (…)

Олима Мираюбова (слева) и Гульбахор Нуритдинова. Фото Умиды Ахмедовой

«За те три года, что вы занимали должность главврача, вы не хотели уволиться, вы же понимали, что как главврач будете отвечать за некомпетентный персонал?», - поинтересовалась у Гульбахор Нуритдиновой корреспондентка какого-то издания.

Гульбахор Нуритдинова. В первый год я разговаривала, просила исправить все недостатки Джавхарова Джавлона. На второй год он ушел с директорства, учредительство отдал своей теще, а директором пришла Олима Сабитовна [Мираюбова], она здесь [на пресс-конференции], и она начала исправлять все ошибки, документацию. Мы думали, что на второй год мы с ней справимся. (…) (Далее ей задали аналогичный вопрос.) В течение 3 лет я пыталась исправлять все эти ошибки. Но они меня не слышали и игнорировали. Вот я пять месяцев бьюсь, уже про этот случай все знают, они хотели скрыть, я в интернете, в Фейсбуке, в своем личном блоге оповестила всех об этом. Если бы я раньше обратилась – у меня не было этих доказательств, тогда бы я точно не смогла ничего сделать.

Слово предоставляется еще одному пострадавшему – Саиду Ахрарову, он еще в 2017 году подал заявление на клинику «Красота жизни». Позже выяснилось, что Ахраров – бывший гражданский муж Нозимы Мираюбовой, и, возможно, у них какие-то свои счеты; однако во время своего выступления он об этом не упомянул.

Ахраров рассказал, что ему 74 года, что в мае 2017-го в клинике ему сделали какое-то вливание препаратов, которые ему были противопоказаны, недостаточно проверены, и он оглох на два уха, еле слышит через слуховой аппарат. Вливание ему делали для «оздоровления». «Уговорили, сказали, что гарантия, что я буду чуть ли не молодым». После этого он, по его словам, обратился в Минздрав и в прокуратуру. Ему сказали: «Нельзя их проверять, это объект предпринимательства». «Какой объект предпринимательства, это медицинское учреждение», - стал с ними спорить Ахраров. Ему удалось добиться, чтобы Налоговый комитет дал согласие на кратковременную проверку. Прибыла комиссия Минздрава и, как он сообщил, сразу обнаружила у ряда врачей фальшивые дипломы.

По результатам проверки было возбуждено уголовное дело против владелицы клиники Нозимы Мираюбовой, а через некоторое время его прекратили: состава преступления обнаружено не было. «Я говорю: «Как, там же фальшивый диплом, там же всё видно?» «Ничего не доказано, это в её пользу», - отвечают».

«Если бы её два года назад прикрыли, вот этих [смертных] случаев бы не было, - продолжил Ахраров. - И самое интересное: я второй раз пошел в Минздрав, в Министерство внутренних дел, в прокуратуру, и [выяснилось, что] они [в клинике] уничтожили все документы касательно меня (историю болезни – ред.). Когда я туда обратился, мне сказали: «Извините, вы не имеете права туда обращаться». Потому что, оказывается, только Минздрав имеет право обратиться, чтобы лицензию и дипломы признать недействительными. Официальная организация должна обратиться.

Адвокат, сидящий сзади. Лицензия отзывается экономическим судом. Был хозяйственный суд, сейчас он экономический. Лицензионный отдел проверяет или смотрит – если соглашения с истцом не было, значит, он готовит документы об отзыве лицензии, и в хозяйственный суд подает. Частное лицо имеет право обратиться [по этому поводу] в Минздрав.

Саид Ахраров. Если в государственных учреждениях система четко работает, то в частных очень трудно добиться правды, что хотят, то и делают. (…) Всю жизнь из Казахстана, из Чимкента, приезжали сюда – медицинский туризм. Наш президент говорит: «Медицинский туризм давайте развивать», врачи Узбекистана славились везде, и вдруг, сейчас обратная реакция пошла, всё наоборот: в Ташкент не езжайте – клиники-убийцы. (…) Я все-таки добился возбуждения уголовного дела против руководительницы этой клиники, по мошенничеству. И что вы думаете? Прокуратура прикрывает! (…) Я здоровье потерял, я не хочу, чтобы другие тоже теряли здоровье. (…) Сейчас вот эту клинику под новым названием, под новой лицензией открыли опять. То же самое здание, та же самая аппаратура, те же самые практически врачи. (…)

Адвокат Абдували Васиков Сейчас [клиника] называется Бьюти Скин. Вот, пожалуйста, под тем же самым адресом. Но так же Мираюбова и Джавхаров остаются хозяевами, они наняли других врачей, другие фамилии, за спиной они управляют клиникой. (Открылись на лицензию, полученную по документам Гульбахор Нуритдиновой.)

Гульбахор Нуритдинова. На мои документы была выдана лицензия по эстетической медицине. «Красота жизни» – юридическое название, по адресу Мирабадский район, улица Шевченко, дом 31. Там я работала с начала 2016 года главным врачом. Отдел косметологии тоже был открыт на мои документы, - пластическая хирургия по адресу ул. Бунёдкор (Дружба народов»), 8 Е (Клиник две, по юридическим документам одна проходит как «Красота жизни», а их брендовые названия были Mont Blanc; после августовских событий название одной изменилось на «Мукаммаллик» («Стабильность») – ред.). (…)

(Отвечая на вопрос, были ли успешные операции за те три года, что она возглавляла клинику) Там был случай - девушка лежала 4 месяца в коме… Мы хотели пригласить мать, но мать отказалась, так как наш менталитет, - она опасалась, что будут проблемы у дочки, поскольку дочка должна выйти замуж.

Дильфузахон Джафарова и Олима Мираюбова. Фото Умиды Ахмедовой

Дильфузахон Джафарова. Были, но потерянных жизней это все равно [не вернет]… (…) Хорошие случаи (…) это не компенсирует халатности [врача]. (…) Халатность твоя в чем заключается? Почему ты не обратил внимания? Почему вы с директором, с главврачом не созвали совет, давайте остановимся, в конце концов, - значит что-то здесь не то, у нас ведь были хорошие случаи, мы ведь лечили людей, есть довольные люди. Это жажда денег, алчность.

(Отвечая на вопрос, где сейчас врач Облакулов.) Он работал в клинике Ибатова, на Максима Горького она находится. Сразу после того как он ушел из Mont Blanc он еще больше стал накручивать, я следила за его деятельностью, еще больше подписчиков (…). Он вышел по телевидению на 20-й день буквально после смерти моей дочери, на какой-то наш местный канал, он себя, естественно, пиарил – я вот такой врач, я то да сё. Мы [позвонили ему] сказали: «Как тебе не стыдно, ты такую халатность допустил? [Из-за твоей ошибки] умерла женщина, потом наш ребенок». Сейчас не знаю, где он. Клиника Ибатова – ринопластика.

Слово взяла Манзура Досумбетова, которая сообщила, что Мираюбова добивается открытия в Шымкенте, в медицинском центре, двух кабинетов, и заявила, что она ни в коем случае не допустит этого, и всем всё расскажет, чтобы не допустить этого. Она сказала, что её сноха в течение 10 лет ездила из Шымкента в Ташкент на лечение с внуком. То печень, то почки. «Там такие врачи, медицина сильная», говорила Лиля. Именно эту клинику она выбрала по рекомендации, ей знакомая врач сказала, что она хорошая».

Олима Мираюбова. Меня назначили директором [клиники] в 2017 году, в январе. Никаких документов не было, никаких амбулаторных карт, никаких личных дел, я даже не знала, кто кем работает. Говорю: давайте мне личные дела, документы о вашем образовании. (…) И в клинике, получается, с дипломами врачей [были только] Гульбахор Анваровна [Нуриддинова], Валиева Фируза и Юлдашева Шахноза. Три человека. Но Валиева из первой категории, а Шахноза еще даже диплом не отработала – «бюджетники» отрабатывают диплом. И проверяющие сказали – всех увольняйте (имеется в виду, людей без медицинских дипломов – ред.)… Естественно, я уволила всех. Но они продолжили работать. Так как Нозима не разрешала. Они платили арендную плату и работали в своем кабинете. (…). Я решила уйти, потому что за 38 лет работы юристом у меня не было никаких нарушений, я всегда работала честно, и я сказала: «Нозима Мирбариевна, я не могу так работать, потому что везде враньё на вранье. Я ухожу. Гульбахор Анваровна говорит: «Ну, без вас что я буду здесь делать, когда здесь ни одного специалиста, за что я буду нести ответственность», и тоже после меня уволилась.

(Отвечая на вопрос, не однофамилица ли она Нозимы Мираюбовой.) Нет, я дальняя родственница. Но личных у меня никаких нету [отношений], чтобы сейчас выяснять…

(За дверями раздался сильный шум, как будто громко ругалась группа людей. Выяснилось, что скандалили представители клиники, которые хотели прорваться на пресс-конференцию, а сотрудники милиции их не пускали.)

Манзура Досумбетова. Что они там скандалят, пусть здесь всё говорят. (…)

(Журналисты тоже предложили позвать их, чтобы они высказали свою точку зрения на произошедшее. Организаторы были не против и попросили милиционеров пригласить их. В зал вошли Нозима Мираюбова, Джавлон Джавхаров и другие люди.)

«Меня там не было»

Нозима Мираюбова: По каким причинам закрывают дверь и не пускают сюда? Все дают здесь интервью, оказывается. (…) Можно мне тоже сфотографировать всех, кто здесь находится? (Шум.) Я сейчас представлюсь. (Она отдала команду кому-то по-узбекски: «Сфотографируйте».) (Обращаясь к Д. Джафаровой): А вы кто?

Дильфузахон Джафарова. Я пострадавшая, мать девочки погибшей.

Нозима Мираюбова. Извините, пожалуйста. (Представилась, затем обратилась к матери.) Это очень мало слов, чтобы принести вам соболезнования, потому что терять ребенка это тяжело. Я являюсь учредителем «Красоты жизни», клиники, о которой на сегодняшний день говорят (…), клиники Mont Blanc, - это наш семейный бизнес, это наше учреждение, я являюсь хозяйкой этого здания, директором является мой зять – Джавхаров Джавлон.

Теперь я хочу здесь сказать об одной вещи: люди, которые на сегодняшний день вводят в заблуждение прессу, - это Нуритдинова Гульбахор Анваровна, Мираюбова Олима Сабитовна… (…) По непонятным причинам, эти две женщины, ничего не говоря, уходят с работы, ни бумаги не оставляя... (…) Они на Фейсбуке начинают писать, что в нашей клинике нет оборудования, что там врачи неквалифицированные, начинают писать это в ГУВД, прокуратуру, меня начинают вызывать, - я являюсь просто учредителем, я не юридическое лицо. (…) В это время мы судимся с моим гражданским мужем, вон, который сидит, - Ахраров Саидакром, это другая тема. Это группировка, которая объединяется на сегодняшний день, эти три человека, и они начинают на нас писать. Что происходит после этого? В клинике происходит смерть. В клинике Mont Blanc, это другая клиника, которая находится на Дружбе народов. К нам попадает женщина, Апостолова Лиля, 42 года. (…) Утром мы ее берем на операцию, операция проходит часа три, очень успешно, потом мы ее выводим в реанимационную комнату после операции, она приходит в себя (…) Где-то часов 5 прошло после операции, у женщины поднимается давление. Мы не можем спустить ее давление, просто не можем, люди, которые страдают давлением, вот Ахраров есть, мужчина, у которого не спускается, – пьет он, не пьет он [препараты], мы ему даже делали операцию на сердце, - ну не помогает. Мы говорим: «Вызывайте больницу, надо вести ее, потому что у нас пластическая хирургия (…). Мы вызываем 16-ю больницу, они отказывают нам, говорят: «Сами спускайте давление». Мы звоним в Akfa Medline. Там говорит: «У нас нету места». Приехала машина Akfa Medline, они делают ей препараты – давление не падает. После этого мы выходим на министерство здравоохранения. Мы говорим: «16-я больница не принимает женщину, у которой высокое давление, мы не в состоянии, мы не можем ей спустить, мы делаем всё». В общем, мы взяли разрешение и быстренько повезли ее в 16-ю больницу. Там уже ждали эту женщину 50 врачей, мы подключили всех врачей. После этого она пролежала 6 дней. После 6 суток у нее образовался геморрологический инсульт.

(Родственники и адвокат начали громко возражать, что она скончалась не через 6 дней, а через 3 дня. Мираюбова стала препираться с адвокатом: «Вы что кричите на меня? Вы кто такой, чтобы кричать на меня?» Адвокат: «Да врете потому что». Шум, гам.)

Нозима Мираюбова. Она оперируется в четверг. Попадает 16-го в 16-ю больницу – четверг, пятница, суббота, воскресенье, - в понедельник в обед она умирает. Не на третий день, а на пятые сутки. Ну хорошо, пять дней-шесть дней, извините пожалуйста, но не три дня. Она умерла в обед…

Манзура Досумбетова. В 9 часов утра [мне домой] позвонили, сказали, умерла.

Аян Кенжетаев. У меня 19-го числа в 7 утра от вас два пропущенных [вызова].

Нозима Мираюбова: Я в этот день вам в 7 утра не звонила. Мы с вами по watsapp’у перезванивались… Да вы мне потом покажете…

Аян Кенжетаев подходит к ней и показывает телефон с пропущенными вызовами: «Вот, в 6.49 и в 7.41. Это понедельник, 19 августа. Вы говорите, мне с утра не звонили – в 6.49 пропущенный. Я не взял трубку, потом мне начали мои люди звонить, и говорить, что…».

Нозима Мираюбова. А во сколько она умерла? Как я могла вам в 6 часов звонить, если женщина умерла, ваша мама, извините, к обеду, как я могла в 6 часов звонить – тогда не было смерти. (…) Где-то в 11-12 часов дня [она умерла], это у них всё написано. Теперь [звонит] мужчина и говорит (…): «У нас претензий нету, пожалуйста, сделайте всё, чтобы не было экспертизы». Я этому мужчине говорю: «Извините, пожалуйста, экспертиза должна быть, надо обязательно провести экспертизу». Приезжает ее сын с телохранителем, они просят, чтобы мы организовали – ковер взяли, искупали эту женщину (…). Он был, я приехала, это где-то в 10-11 часов дня. Потом мы ее на экспертизу увезли. Меня там не было. После того как сделали экспертизу, в этот же день увезли ее в Чимкент. На похороны. (…) Ее сын написал, что он не имеет никаких претензий к нам. Он это написал, оставил эту бумагу.

Проходит несколько дней, попадает [к нам] Шарипова Гульшан, я ее не видела, эту девочку, её забирают в операционную (…). В операционной меня не было, девочку забрали туда, - еще даже врач не подошел, врач еще не оперировал, операции же не было…

Дильфузахон Джафарова. Ей ввели наркоз, первые 15-20 минут она под наркозом лежала. Врач ей сделал укол адреналина в нос, это привело к сердечному шоку. Это была передозировка адреналина.

Нозима Мираюбова (слева), Нигора Курбанова. Фото Умиды Ахмедовой

Нозима Мираюбова: К чему сегодня идет весь спор? Сегодня весь город они подняли на ноги, сказали, что оборудование всё левое, что у нас старое оборудование, это реально идет на сегодняшний день уничтожение нас - Мираюбовой, Нуриддиновой и Ахраровым. Сейчас это всё обязательно выплывет на белый свет, я вам что хочу сказать, что девочке – если даже [ей] ввели наркоз, - можно вам задать вопрос? Анализы вы с собой привезли или у нас сдавали?

Дильфузахон Джафарова. Анализы нас направили сделать, МСКТ в (неразборчиво) клинику. Мы там сделали анализ крови, МСКТ носа и кардиограмму.

Нозима Мираюбова. Когда вы к нам пришли, - меня там не было, - вам сказали: «А почему вы анализ в другом месте?» Потому что мы сказали – правила нашей клиники, что анализ надо сдавать у нас. Вы сказали: «Извините, мы уже пришли с готовыми анализами».

Дильфузахон Джафарова. Какая разница? Общий анализ крови…

Нозима Мираюбова. Это большая разница. Вы утверждали и сказали, что больше не будете сдавать, потому что анализ уже сдан. Это первое. Второе. На сегодняшний день, когда это произошло, на вторые, на третьи сутки в Akfa Medline девочка погибла.

Дильфузахон Джафарова. У нее получился отек мозга в вашей клинике (…).

Нозима Мираюбова. Мы говорим свою версию, что у нас было. Теперь, что происходит на сегодняшний день? Они увозят в Akfa Medline. В Akfa Medline они привозят врача, кардиолога республики, я опять-таки там не присутствовала, есть его на сегодняшний день вердикт. Он пишет, что у девочки хронический инфекционно-аллергический миокардит. Это его диагноз. Сейчас это на сегодняшний день проверяется прокуратурой. И, чтобы пресса знала: мы сказали – пожалуйста, надо делать экспертизу. Но они отказались делать экспертизу. Если бы вы видели – приехали большие такие затемненные машины, у девочки тесть, оказывается, прокурор в Самарканде…

Дильфузахон Джафарова. Это всё ложь. (Шум, гвалт.)

Нозима Мираюбова. Слушайте, приехали машины, договорились, поставили подпись с прокурором Алмазарского района, что они отказываются делать экспертизу. Если люди сегодня уже так обманывают, мне уже всё равно, Бог всем судья. (…) Вы меня не видели, потому что я не директор, а учредитель. Я учредитель «Красоты жизни», а не клиники Mont Blanc. В клинике Mont Blanc учредителем и директором является мой зять Джавхаров Джавлон. (…)

Манзура Досумбетова. Три смертных случая – вчера умер мальчик.

Нозима Мираюбова. А, вы ещё и это на нас хотите [повесить]?.. (Шум, гвалт.) Можно я доскажу? (…) Они не делают экспертизу девочки, увозят [ее тело]. С ними связываются люди – это Нуриддинова и [Олима] Мираюбова, с отцом девочки, и утверждают, что девочка была беременной, и Нуриддинова утверждает, что она [до сих пор] является главврачом. Вас обманывают. И в «Озодлик» идет эта информация, что девочка беременна, идет статья, столько много вранья в этой статье. Потом мы связываемся с «Озодликом», они сказали: «Извините, пожалуйста, - нам сказали [что она беременна] по словам отца». (…) Потом вышел на меня отец, Бог ему судья, он [тогда] говорил одно, теперь говорит другое. (…) Я хочу сказать для журналистов, что на сегодняшний день идут следственные действия, в прокуратуре Шайхантаурского района, в прокуратуре города Ташкента. Идет экспертиза. В республиканской экспертизе. Покамест экспертиза не вышла, покамест не вышел вердикт, пока не было суда, вы на сегодняшний день всё то, что они говорят, что мы, оказывается, такие плохие – у нас до сих пор идут проверки (…) – вы не имеете права [писать об этом], и они сегодня юридически не имеют права делать эту конференцию. Покамест не выйдет вердикт. (…)

Манзура Досумбетова. Фото Умиды Ахмедовой

Манзура Досумбетова закричала, что Облакулов не врач, а убийца. «Его надо расстрелять! Уже двое умерли. (…) Как ты его держишь, если у тебя совесть есть? Ладно, это твоя клиника, должен отвечать твой хирург, а не ты, а ты его держишь!»

Нозима Мираюбова: А кто вам сказал, что я его держу?

Манзура Досумбетова. Если у него нет категории, нет опыта, почему он берется за всё, почему он режет?

Нозима Мираюбова. Юридически Джавлон Джавхаров является учредителем клиники Mont Blanc, вот он ответит. (…)

Саид Ахраров. Вот, посмотрите, ложь еще одна. Вот здесь написано – «директор клиники».

Нозима Мираюбова: И очень хорошо. Я являюсь, и что дальше? Почему я должна отвечать, я что, на суде нахожусь? (…) (Обращаясь к матери) Мне сказали, что ваша дочка постоянно делала тампоны с адреналином…

Дильфузахон Джафарова. Как это, что такое, - это врачи делают…

Нозима Мираюбова. Ваша дочка в анамнезе написала, что для того, чтобы дышать, она постоянно делала…

Дильфузахон Джафарова. Она делала назолин, нафтизин. Вот эти спреи она делала, это не тампоны адреналина, это разные вещи. (…)

(Шум, гвалт). Пресс-конференция закончилась, все вышли.

На выходе к нам, группе журналистов, обратились две женщины – дочь и жена хирурга Облакулова. Его дочь, Нигора Курбанова, рассказала, что он лежит в больнице – плохо с сердцем. Она эмоционально пыталась убедить нас в невиновности своего отца.

«Кто виноват? Анестезиолог. Папа операцию даже не сделал [Гульшан Шариповой]. Вот этот парень [который умер в Москве] после операции улетел в Россию. Он был уже в порядке, нос у него был в порядке, папа назначил ему лекарства. Он не купил, сказали, что дорого, - не принимал их. Через месяц у него кровь из носа [стала идти], потому что он лекарства не принимал. Здесь виновата российская больница. Он там почти 3 месяца лежал, всё было в российской больнице. Я их [пострадавших] тоже понимаю, у них дети умерли. Но это слишком – столько месяцев прошло, и до сих пор они так делают». И она добавила, что «Озодлик» про Узбекистан только негатив передаёт.

Смерть в Москве

Уже после пресс-конференции в СМИ поступила новая информация об умершем в Москве студенте.

По сообщению радио «Озодлик», 20 августа молодой человек был доставлен на «скорой помощи» в ЛОР-отделение клинической больницы №67 в Москве по причине кровотечения из носа. Его мать, Хилола Шукуруллоева, рассказала, что через несколько дней состояние ее сына улучшилось и его должны были выписать из больницы. Но 27 августа Ульмасхона неожиданно перевели в отделение реанимации.

Ульмас Бахронов. Фото из интернета

«Когда ему сообщили, что на следующий день его выпишут из больницы, у сына внезапно начались головные боли. Вызвали невропатолога Андрея Павлова, который (…) назначил ему галоперидол. Медсестра ввела ему этот препарат, а через 5 часов сердца моего ребенка остановилось», – сказала радиостанции Хилола Шукуруллоева.

Врачам удалось запустить остановившееся сердце Ульмасхона, но позже они сообщили, что его мозг прекратил функционировать. Парень пролежал в коме 78 дней, а потом скончался.

При содействии посольства Узбекистана его тело было отправлено на родину. Ульмасхона Бахронова похоронили на его малой родине, в Самаркандском районе. В настоящее время правоохранительными органами России проводится проверка действий московских врачей.

Таким образом, прямой ответственности клиники Mont Blanc в его смерти, по всей видимости, нет.

Дождаться результатов

Подчеркнем, что прозвучавшие во время пресс-конференции выступления не имеют характера юридического вердикта, и могут быть оспорены в суде, если противная сторона представит собственную аргументацию, поэтому следует воздержаться от окончательных выводов до завершения официального расследования, и, возможно, процесса: ведь могут пострадать те, кто не были виновны.

Тем не менее, мы вправе освещать ситуацию так, как она развивается, и, разумеется, привлекать к ней общественное внимание, чтобы не позволить спустить всё на тормозах.