«Зельма и первое поколение документалистов были приверженцами созидательного развития Средней Азии, России и соседних государств. Они, как и современные [им] художники, были пророками новой, нарождающейся эры возможностей. История глобальных перемен вдохновляла художественный поиск более значимых точек зрения, чем существовавшие в ушедших в прошлое жанрах живописи и фотографии», - отмечает американский исследователь фотографии и истории искусств Стив Йейтс, написавший историю жизни художника, используя машинописный русскоязычный текст и более позднюю автобиографию в виде переведенной звукозаписи, а также материалы из Архива Зельмы.
Из Ташкента в Москву
Будущий классик советской фотографии Георгий Зельма (настоящая фамилия Зельманович) родился в 1906 году в еврейской семье, жившей в Ташкенте. Отец, Анатолий, работал на фабрике механиком, мать, Эсфирь Иосифовна, - портнихой. Мальчика назвали в честь Георгиевского креста - высшей воинской награды за храбрость, которую получил его дед во время войны в Туркестане в середине 1870-х. В Ташкенте, в то время крупнейшем административном и хозяйственном центре региона, он провел своё детство. После ранней смерти отца, в 1908 году, рос у бабушки с дедушкой.
Большевистский переворот 1917 года и вызванная им гражданская война, с всплеском жесточайшего террора против «буржуев», последовавшего вслед за подавлением осиповского восстания, привели к тому, что жить в Ташкенте стало невыносимо, и в 1920-м мать Георгия вместе с ним и его старшим братом Борисом решила перебраться в Москву. Путешествие на поезде заняло 35 суток – из-за послевоенной разрухи он часто простаивал, подвергаясь налетам бандитских шаек.
В Москве Георгий поступил в опытную показательную школу Московского отдела народного образования, где, заинтересовавшись фотографией, записался в школьный фотокружок. А через некоторое время его старший товарищ - поэт и писатель Илья Эренбург, будущий автор знаменитого романа «Хулио Хуренито» и самый известный советский публицист, с семьёй которого сдружилась семья Зельмановичей, - подарил юноше старый фотоаппарат «Кодак», где использовались стеклянные пластины форматом 9x12. Стив Йейтс уточняет, что, получив подарок, Георгий попросил разрешения сфотографировать Эренбурга. Немного позже он сделал еще три его фотографии, в том числе ту, которая, по мнению писателя, стала лучшим его портретом за всю жизнь (вероятно, это та, где он снят в серой кепке и с трубкой).
18-летний фотокорреспондент агентства «Русс-фото» Георгий Зельма снимает вид старого города в Ташкенте. 1924 год
По окончании школы в 1923 году Георгий устроился в агентство «Русс-фото» при Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей (ВОКС), первую студию в стране, снабжавшую снимками зарубежную прессу - демонстрации трудящихся, новостройки, восстановленные заводы и фабрики и тому подобные «трудовые свершения». Сначала молодой человек был помощником фотографа – промывал и закреплял фотографии, затем стал снимать самостоятельно. Ему поручали съемку достопримечательностей Москвы, в частности, улицы Арбат. А затем он осуществил необычный для того времени фотопроект: по утверждению Йейтса, запечатлел женщин, получивших сроки за мелкие преступления; по другим данным, сделал серию снимков в детской трудовой колонии.
Потом Георгий некоторое время работал в Ленинграде, практикуясь в портретной съемке и оформляя витрины фотоателье. За это он получил деревянную «дорожную» фотокамеру форматом 13x18, сообщает Борис Виленкин, автор еще одной его биографии, написанной в виде вступительной статьи к альбому фотографий Зельмы, изданном в 1978 году.
В Средней Азии
В 1924-м семья решила вернуться в Ташкент. Йейтс пишет, что из-за ухудшения здоровья матери; Виленкин уточняет, что по причине трудной жизни вообще. К тому времени Георгий успел хорошо зарекомендовать себя в «Русс-фото» и ему предложили стать собкором агентства.
«Я должен был с удостоверением фотокорреспондента «Русс-фото» по Средней Азии и, почему-то по Афганистану и Ирану работать в Ташкенте и для редакций газет «Правда Востока», «Кызыл Узбекистан», - вспоминал он впоследствии. - К деревянной камере удалось приобрести шторный затвор, который надевался на объектив. Теперь я мог снимать с экспозицией до 1/90 секунды. Пластинки 13x18 стоили очень дорого. Приходилось делать для кассет специальные вкладыши, чтобы работать с форматом 9х12. Таким образом технически оснащенный, я приступил к работе».
«Со своей камерой, похожей на гармонь, с тяжелым штативом с тремя двойными кассетами я выходил чуть ли не ежедневно на съемку, в основном в старый город». «Я снимал всё, как одержимый, всё, что казалось интересным, чтобы показать жизнь Востока. Снимал и события, связанные с ростками новой жизни, - первые школы, ликбезы, женские клубы, праздники. Часть снимков печаталась в местной газете, а часть я отправлял в Москву, где они публиковались».
В 1926 году к газете «Правда Востока» начало выходить еженедельное иллюстрированное приложение «Семь дней»; одним из трех его репортеров, кроме Бориса Капустянского и Макса Пенсона, стал восемнадцатилетний Георгий Зельманович. В нем были опубликованы его первые репортажи, в том числе получивший широкую известность фотоочерк под названием «Махау» - «Прокаженные». Фотограф снимал в лепрозории под Ташкентом, где жили больные.
«Работать фоторепортеру в средней Азии было очень трудно, - пояснял он много лет спустя. - По законам шариата мусульманин ни в коем случае не смел фотографироваться. Но меня выручали знание узбекского языка и умение …играть на дутаре – национальном струнном инструменте. В любом кишлаке я прежде всего заходил в чайхану, брал в руки дутар и начинал играть. Дехкане с удовольствием слушали музыку, вступали в беседу, а потом я шел с ними на хлопковое поле, в их дома и начинал снимать».
Георгий Зельма
В республике в то время еще действовали отряды басмачей - повстанцев, воевавших против советской власти. Но репортерам, несмотря на опасность, приходилось отправляться в рабочие командировки. В 1926 году редакция послала Георгия и журналиста Михаила Шевердина в район Джизака, в поселок Фариш близ Нуратинских гор, где была создана одна из первых в Узбекистане сельскохозяйственных артелей. Они добрались поездом до Джизака, где двое суток ждали, когда откроется базар, чтобы купить лошадей (на это им выдали деньги), потом верхом отправились дальше.
Во время поездки им дважды пришлось встретиться с басмачами. Описывая эти встречи, Виленкин предполагает, что в первый раз их спас, скорее всего, живописный вид: Шевердин – в пробковом шлеме, Зельманович – в халате и тюбетейке с большим деревянным штативом за спиной. Очевидно, вооруженные повстанцы приняли их за безобидных землемеров. На обратном пути путешественникам повезло меньше: их задержали, Георгия посадили в сарай. Но вскоре освободили. Шевердин объяснил, что у него оказался мандат уже разгромленной басмаческой группы, который ему дали перед отъездом на всякий случай, с крупной печатью. Его он и предъявил задержавшим, что произвело на них большое впечатление.
Одну из первых фотосъемок Георгий выполнял в Южной Киргизии, в Оше и его окрестностях. Фотографировать приходилось со штатива, накрывшись черным полотном, изображение на матовом стекле располагалось «вверх ногами», и приходилось воспринимать жизнь в перевернутом виде. Сначала надо было наводить на резкость по матовому стеклу, потом рамка с ним сдвигалась и вставлялась кассета. Позже репортер со смехом вспоминал, как за то время, пока он вставлял кассету, из кадра исчез бай, и интересный сюжет потерял свою «изюминку», повествует автор еще одной биографической статьи, Юрий Кривоносов.
«Байский скот – беднякам». Южная Киргизия, 1927. Фото Георгия Зельмы
Кроме сугубо репортерской работы Георгий готовил для агентства фотоочерки, отражавшие повседневность, разнообразные проявления современной жизни. Его фотографии публиковались и в разных периодических изданиях, включая «Советское фото», «Прожектор», и других. При этом фотограф работал не только в русле того, что было востребовано изданиями, но и сделал множество кадров подлинной, неприкрашенной жизни.
Борис Виленкин рассказывает, что однажды в Ташкент приехала группа делегатов Коминтерна. Один из них обратил внимание на деревянную камеру Георгия, которая вместе со штативом весила около 10 килограммов, и очень удивился: «Неужели этим аппаратом можно делать такие великолепные снимки?» Прощаясь, пообещал прислать в подарок новую, более компактную камеру. Через три месяца в редакцию пришла посылка - фотоаппарат «Эрнеман» 9x12.
В 1927 году Георгия призвали в армию, службу он проходил в Москве. Спустя два года, после демобилизации, вернулся в Ташкент, через некоторое время устроился на студию узбекской кинохроники и без устали снимал первые колхозные собрания, коллективные читки газет, моменты раздачи сельскохозяйственного инвентаря и скота, и тому подобные события.
По всей стране
В том же 1927 году Георгий окончательно перебрался в Москву. Публиковался в журнале «Советское фото», где получил в подарок небольшую пленочную камеру Leica. Она значительно облегчила труд документалиста, сам он оценивал ее появление как новую эру своей жизни.
После того он работал в газете «Известия», сотрудничал с журналом «СССР на стройке», от которого выезжал в командировки на шахты и заводы Донбасса, в колхозы Тульской области, на военные учения на черноморское побережье. Вместе с фотографом и оператором Романом Карменом подготавливал фотоочерки «Советский Союз из неба» и «10 лет Якутской Советской Социалистической Республики». Был корреспондентом «Огонька», «Красной звезды» и ряда других изданий. И, как большинство из его коллег, снимал бесконечные парады гимнастов и физкультурников, вошедшие тогда в моду не только в СССР, но и в других тоталитарных державах, в том числе в нацистской Германии.
Иногда командировки длились очень долго. В 1936 году редакция «Известий» отправила Зельму вместе с журналистом и будущим автором советского гимна Габриэлем Эль-Регистаном в научную экспедицию АН СССР, в расположенную на территории Казахской АССР пустыню Бетпак-Дала, в то время еще не исследованную, не изученную. Экспедиция провела в пути три недели. А затем, впервые в истории «Известий», репортаж был напечатан с продолжением в девяти номерах.
В дальнейшем фотокорреспондент по-прежнему часто ездил в Среднюю Азию. О его глубокой привязанности к ней свидетельствует уже то обстоятельство, что своего сына Георгий назвал Тимуром. Впоследствии он стал кинооператором и продюсером.
Обложка журнала. Фото Георгия Зельмы
С 1937 года Георгий перестал подписываться полной фамилией, и стал использовать ее укороченную форму - Зельма. То ли такой вариант ему больше пришелся по душе, то ли он решил не привлекать внимания к своему еврейскому происхождению, а, может, то и другое одновременно. В общем-то схожим образом поступали многие артисты и художники и в США, адаптируя и укорачивая фамилии, делая их похожими на англосаксонские, и вместе с тем более броскими, запоминающимися.
Стремительное техническое развитие в первой трети XX века, привело к замене больших фотоаппаратов и сложных съемок со штатива компактными камерами, существенно облегчающими рабочий процесс, позволяющими использовать новые съемочные ракурсы, и, соответственно, к росту популярности фотографии как таковой. Коммунистическая партия использовала это в своих интересах и обязательным жанром советской периодики стал фоторепортаж, показывающий «строительство новой жизни».
«Работы Зельмы по своей композиции, по выбору точки съемки указывают на то, что автор находился под влиянием идей русского авангарда, но форма не стала самоцелью: всё же главное в его работах – это люди. Основной задачей советского фоторепортера было отражение трудового подвига гражданина СССР, но если откинуть идеологию, то мы увидим простого человека, который искренне верит в новую жизнь, в дело, которое делает. Да и сам фотограф уверен в важности момента», - говорится в одной из статей, посвященных деятельности художника.
Съемки в Средней Азии сформировали творческий метод Зельмы на многие годы вперед. Его работы заложили основы фотодокументалистики и на десятилетие опередили сходные американские фотографии, выполненные во время экономической депрессии, указывает, в свою очередь, Стив Йейтс.
На войне
В 1939 году, с раздела Польши между гитлеровской Германией и сталинским СССР, началась Вторая Мировая война. Георгий Зельма как корреспондент «Известий», был прикомандирован к Красной Армии для съемок «освободительного» похода в Польшу и Бессарабию. Летом 1941-го репортерская бригада «Известий» в составе Виленского, Галышева и Зельмы выехала в Кишинев. Там их и застало нападение немецких войск.
В последующие месяцы Зельма снимал оборону Одессы, затем был переброшен на Северный фронт. Полуостров Рыбачий, полуостров Средний, ожесточенные бои за Тихвин, завершившиеся освобождением этого города, весеннее наступление Воронежского фронта в 1942 году. В биографии фоторепортера упоминается, что он член коммунистической партии, однако не уточняется, когда он в нее вступил.
Самые известные его фотографии сняты во время главного сражения войны – многомесячных ожесточенных боев за Сталинград зимой 1942-1943 годов. Главного – потому что, если бы нацистам удалось отрезать нефтяные месторождения Баку от остальной части СССР, то советские танки, самолеты, грузовики и корабли из-за отсутствия бензина и дизтоплива встали бы, и страна оказалась бы разгромлена. В Сталинграде Зельма был с момента его превращения во фронтовой город до окончательного уничтожения гитлеровской группировки. Цикл его репортажей производит впечатление своей достоверностью, простотой; сегодня без них не обходится ни одно издание, обращающееся к этой теме.
Отснятые пленки отправлялись для проявки и печати с самолетами в Москву. «Иногда мы с фронтовым оператором Орлянкиным, - вспоминал Георгий, - проявляли пленку сами. Для этого надо было под вражеским обстрелом перейти замерзшую Волгу – в село Бурковское. Там, в землянке, мы и устроили «лабораторию»: проявляли, сушили пленку, натягивая над ней простыни, - оберегая от земли, которая сыпалась с потолка от близких разрывов…»
Военный корреспондент Георгий Зельма. Фото Якова Рюмкина
«Зельма провёл в окопах Сталинграда семь месяцев (1942-1943), - делился своими впечатлениями сотрудник архива его имени Марк Турков. - Я разбирал и сортировал отснятые им плёнки и фотографии в течении года (…). Я не только видел то, что видел он (поверьте, что это немало), но та самая «сила» вела меня через груды разрезанных (по 2-3) негативов, подсказывая логику событий, остроту его чувств, позволяя выстраивать целостную картину плёнки – 36 кадров один за другим! Где на одном кадре ты видишь бойца с занесённой гранатой, на следующем - мгновение, когда вражеская пуля настигает его, а на следующем – он уже мёртв…»
В некоторых случаях фотографии Зельмы, опубликованные в советской печати, подверглись манипуляциям. Например, на одной из них кто-то пририсовал дым, видимо для большего эффекта; возможно, нечто подобное происходило и с другими изображениями. Впрочем, это лежит уже на совести редакторов.
После победы советских войск под Сталинградом Георгий Зельма вместе с 62-й армией генерала Чуйкова двигался на запад. Снимал освобождение Донбасса и Одессы, подготовку к сражению за Варшаву.
Примечательно, что он всегда выделял бойцов среднеазиатского происхождения и старался сфотографировать их (солдаты и медсестра в Сталинграде, прохождение войск после освобождения Одессы и т.д.).
В 1944 году репортера на некоторое время отозвали и направили в Узбекистан снимать строительство Фархадской ГЭС. Затем снова на фронт, где он запечатлел бои за Варшаву и за Будапешт.
Оператор А. Лебедев в своих воспоминаниях писал, что в Будапеште, окруженном советскими войсками, нацисты подвергли обстрелу машину с парламентерами, с водруженным на ней белым флагом: «Прячась за стенами домов, перебегая пригнувшись через боковые улицы, шаг за шагом приближались мы с Зельмой к месту гибели парламентеров. У обочины шоссе – разбитая снарядом машина. На мостовой – два окровавленных белых флага. И на одном из них – отброшенное взрывом тело [шофера] Филимоненко. Переводчику удалось отползти, укрыться за углом дома. Тело капитана унесли наши солдаты. (…) Пробираемся в дом, находящийся рядом с разбитой машиной. Зельма делает несколько снимков, меняя оптику».
В этом городе репортер, судя по всему, и встретил окончание войны с Германией.
По цензурным установлениям фотокорреспондентам во время войны следовало снимать только то, что вдохновляет людей на борьбу с врагом; это ни в коем случае не должны были быть картины отступления, беженцев, всего, что свидетельствовало бы о военных неудачах, поражениях. Необходимо было всячески подчеркивать мощь Красной Армии, показывать разбитую немецкую технику, убитых и взятых в плен нацистских солдат. Другой военный фотокорреспондент, Борис Кудояров, тоже родом из Ташкента, снимал блокадный Ленинград, и, помимо прочего сфотографировал тела убитых жителей города, за что его после войны едва не расстреляли.
Письмо домой. Фото Георгий Зельмы
Уже в 1948 году Зельма принес на первую послевоенную выставку фотографию – «Письмо домой». Однако ее не приняли, объяснив это тем, что неказистый, усталый и замызганный солдат совершенно не похож на героя Сталинграда. А для репортера этот снимок был очень дорог.
Известный фотограф Евгений Халдей, зафиксировавший водружение советского флага над рейхстагом (постановочное фото), много лет спустя с сожалением говорил: «Советские фотографы войну не сняли». Так вот Зельма, её всё-таки снял (и не только он). Но значительная часть этих фотографий и пленок пока недоступна.
Послевоенный период
После войны документалист перешел в еженедельный журнал «Огонек». Выезжал на съемки в Сибирь, на Алтай, в Донбасс и снова в Среднюю Азию. Некоторое время сотрудничал с журналом «Советская женщина».
Вопреки многим восторженным отзывам, гордиться большинством фотографий этого времени вряд ли стоит: номера «Огонька» доступны в Сети и сразу видно, что это беспримесная совковая пропаганда – шаблонная, постановочная и отталкивающая своей фальшью. Видимо, другой работы, кроме как в идеологизированных и скованных цензурой госизданиях, тогда не было.
С 1962 года Георгий Зельма работал фоторепортером агентства печати «Новости».
Георгий Зельма
Фотографу пришлось столкнуться и с проявлением государственного антисемитизма, вызванного, вероятно, противостоянием в рамках «холодной войны» Советского Союза и Соединенных Штатов; последние активно поддерживали Израиль, что автоматически превращало его во врага СССР. В тексте, подготовленном художником к своему юбилею в 1976 году, были вычеркнуты ссылки на его еврейское происхождение. А в статье Виленкина Илья Эренбург превратился в безвестных «друзей», подаривших Георгию первый фотоаппарат.
В последние годы жизни Зельма много времени и сил отдавал юным фотолюбителям – в подмосковном поселке Вороново, где был хороший клуб, он помог создать фотогалерею и при ней детскую студию, привлек к этому редакцию журнала «Советское фото» и щедро делился с ребятами своими знаниями и умениями, сообщает Юрий Кривоносов.
«Когда в 1979 году умер мой отец, Хамид Сулейманов, директор института рукописей, Георгий Анатольевич заходил к нам повидать нашу семью и выразить соболезнование, - прокомментировала публикацию по этой теме на сайте «Письма о Ташкенте» Зухра Ашрабова, входящая в общественный совет при Министерстве культуры Узбекистана. - Он принес с собой прекрасный фотопортрет моего отца, в котором он уловил ВСЁ. До этого я о нем даже не слышала, а когда увидела, а главное, послушала его, была очарована и храню эту очарованность по сей день. Очень жалею, что по причине молодости я не запомнила его рассказов, а второго такого рассказчика я не встречала, хотя видела очень немало умных и красноречивых людей. У меня сохранился в памяти его образ, излучавший незаурядность, молодость, любознательность, внимательность и просто все хорошее. Он был худощав, высок, с правильными чертами лица, просто красавец. При том, что он был немолод, он так и сыпал разными случаями из жизни интересных и известных людей, сведениями о старом Ташкенте, называл старые названия улиц, людей, события. Тогда я впервые узнала, что ул. Хамида Алимджана называлась Балыкчинская. При том не БалыкчИнская, как называется местечко под Андижаном, а БалЫкчинская, как называли ее старожилы. Увы, больше мы не встретились. Но я не пропускала возможности узнать что-то новое о нем. Когда он более не смог работать как фотокор, он стал вести фотокружок для детей в районе своей подмосковной дачи».
Скончался Георгий Анатольевич в 1984 году.
Георгий Зельма
В общей сложности он посвятил фотографии около 60 лет жизни. Его лучшие снимки выставляются на по всему миру, представляя классику советской фотографии.
Итоги не подведены
Зельму принято считать авангардистом, что, конечно же, не совсем так (настоящим авангардистом был его друг Александр Родченко, который если и не первый, то одним из первых начал снимать объекты снизу, сверху и по диагонали, ради создания интересных образов). Он просто хороший мастер, ценивший естественность и выразительность, достигаемую, в том числе за счет разнообразных точек съемки.
Как и другие его современники-фотографы Георгий Зельма поставлял редакциям продукцию, которую они заказывали и принимали. Можно лишь мельком просматривать множество его фотографий, размещенных на сайте РИА Новости - это набор «красивых», но скучных «открыток». Взгляните на работы западных фотографов из агентства Магнум в те же 1950-60-е, не говоря уже о 1970-х, – абсолютная свобода, прекрасные снимки. А у их советских коллег - слащавая пропаганда, как правило, не имеющая художественной ценности. Несмотря на это, у Зельмы еще были отдельные творческие удачи и даже серии хороших снимков (например, о ташкентском землетрясении 1966 года). Еще одна особенность его авторского почерка: нелюбовь к постановочным сценам, и, хотя время от времени ему приходилось это делать, он все же старался обойтись без них, в отличие, например, от Семена Фридлянда.
Окончательные выводы о творчестве фотографа делать рано: мы можем видеть лишь часть снятого им материала. В интернет-изданиях, как правило, тиражируется не очень широкий набор его фотографий (не считая тех, что выложены на сайт РИА Новости). Большинство, по-видимому, взяты из американского Архива Зельмы (Zelma Estate Collection). Остальное рассеяно по разным газетам и журналам, и до сих пор не оцифровано; что-то осталось на пленках и, возможно, фотопластинах. В сборнике докладов конференции «Фотография в музее» за 2015 год сообщается, что в фонде музея-заповедника «Сталинградская битва» хранятся 292 негатива Георгия Зельмы. Я отсканировал несколько его снимков из книг-фотоальбомов, и добавил в подборку фотографий, размещенную ниже. Многие фотографии имеют разную датировку, с разбросом в несколько лет; по-видимому, точного времени съемок установить уже не удастся.
Георгий Зельма и Константин Симонов
«Архивы Зельмы и Бальтерманца, в виде тонны мусора, скупил у наследников один американский коллекционер, - писал Марк Турков. - Их (архивы), перевезли из Москвы в Нью Йорк в коробках из-под бананов, и, как положено бананам, их быстро пропустили через таможню. Теперь все авторские права на фотографии Зельмы и Бальтерманца официально принадлежат этому коллекционеру. Коллекционер дал добро на использование нескольких редких снимков, а газета «Новое Русское Слово» (Нью Йорк) опубликовала материал в дни юбилея [фотографа]».
Владельцем творческого наследия Георгия Зельмы, а также архива его имени стал Майкл Мэттис (Mickhael Mattis).
В то же время, по информации в СМИ, часть оригинальных негативов хранится в семье фотографа.
Исходя из известных на сегодня его работ, не будет преувеличением сказать, что лучшие фото он снял в первой трети своей профессиональной карьеры, в 1920-1940-е годы, когда издания и агентства, с которыми он сотрудничал, были относительно свободны в выборе изображений. Таланту Зельмы не позволила проявить себя в полную мощность господствующая идеология. Атмосфера 1920-х постепенно улетучилась, гайки оказались закручены, и документалист превратился в рядового советского пропагандиста, за немногими исключениями, не выходящего за рамки дозволенного. Система «сжевала» художника, однако даже того, что он успел снять, когда это было возможно, хватает, чтобы его имя навсегда осталось в истории фотографии.
***
Базарный день. Узбекистан, Карши, 1926
В старом Самарканде. Узбекская ССР, 1925
Женщины на улице Ферганы, 1925
Без даты; предположительно, 1920-е
В загсе. Узбекская ССР, 1925
В загсе. Узбекская ССР, 1920-е
Молодой шагирд (ученик), 1925
Голос Москвы. Узбекистан, 1925
По дороге в Ташкент, 1920-е
Житель каршинской степи берет воду из колодца с помощью кожаного ведра. 1925 год
Распределение воды. Узбекская ССР, 1925
На улице Ташкента, 1926
Домашняя кухня. Карши, 1926
Дехкане идут на кошар (общественные работы). Самаркандская область, 1926
Рынок в Оше, 1926
Жители города Ош, 1926 (фрагмент фотографии)
Женщины Узбекистана в парандже, 1926
Странствующий хафиз (певец), 1926
Гончар. Кишлак Риштан, Узбекистан, 1926
Без даты, предположительно 1920-30-е
Сеяльщик. Ташкентская область, 1926
Любопытный человек. Узбекистан, Каршинская степь, 1926
Сельские физкультурники, середина 1920-х
Без даты; предположительно 1920-е
Мохаммед Дадабаев читает указ о земельной и водной реформе, 1920-е
Предположительно 1920-е годы
Женщины и дети. Фергана, 1920-е
Наркоман (Анашакур), 1924 год
В школе. Ташкент, 1926
Пионеротряд выходит из Центрального дома пионеров в Ташкенте, 1926
Первый пионерский отряд на улице Ташкента, 1926
Женская демонстрация 8 марта в Ташкенте, середина 1920-х годов
Это фото встречается с подписью «Митинг по случаю провозглашения Узбекской ССР», но это может быть и демонстрацией в честь 8 марта
Жительницы Ферганской области во время празднования Первомая. Узбекская ССР, 1927
Долой паранджу! 1925-26 гг.
Агитатор. Узбекистан, 1927
Старая женщина. Туркмения, 1927
Бай с подкулачниками. Южная Киргизия, 1927
Без даты, предположительно 1920-1930-е гг.
Дехкане кишлака Янги-базар в Ферганской области записываются в сельскохозяйственную артель, 1927
Первый трактор в Узбекистане, 1928
У входа в дом. Самарканд, 1928.
Сара Ишантураева (справа) - известная узбекская актриса, в спектакле «Худжум», 1929
Три поколения в Якутске, 1929
Шаман. Якутия, 1929
Курдянка Залхо Броева, 1920-1930-е
Красная кавалерия, 1930
На верблюдах в Каракумах, 1931
Первый узбекский парашютист. Ташкент, 1930
Беседа с населением под Самаркандом, 1930
Школьный оркестр. Без даты; предположительно Узбекская ССР, 1930-е гг.
Без даты, предположительно 1930-е гг.
Жена фотографа, 1930
Женщины, прибывшие для работы в Горловку, Донбасс, 1930
Женщины, прибывшие на шахты Горловки. Украина, 1930
Боевые конармейские тачанки, 1930-е
Парк Горького в Москве, вид с парашютной вышки, 1930-е
Семья летчика. Севастополь, 1932
Дирижабль, 1930. Из коллекции Музея изобразительных искусств в Санта Фе, США. Дар Джона Холланда и Линды Кайтон, 2003
Спортивный парад. Москва, 1932
Спортсменка, 1932
Борцы. 1930-е
Гимнасты, 1932
Советский самолёт ТБ-3 перед вылетом. 1 февраля 1934 г.
Спортивный парад на Красной площади в Москве, 1935
На Красной площади, 1936 г.
Концерт баянистов, 1937
Сталин. 1930-е
Сельскохозяйственная техника перед погрузкой для отправки в Среднюю Азию, 1937
Вода пришла. Узбекистан, 1937
Строительство Большого Ферганского канала, 1939
Строительство Большого Ферганского канала, 1939
Строительство Большого Ферганского канала, 1939
Убитые немецкие танкисты недалеко от Сталинграда, 17 июня 1942
Сталинград, 1942
Автоматчик Иван Сорокин. Сталинград, 1942
Девушка-санинструктор сопровождает раненого солдата в Сталинграде, 1942
Красноармеец ведет огонь через пролом в стене здания в Сталинграде, 1942
Советские солдаты в бою в Сталинграде. Осень 1942 года
В руинах Сталинграда, 1942
В руинах Сталинграда, 1942
Советские бойцы ведут огонь из окон разрушенного здания в районе завода «Красный Октябрь» в Сталинграде, 1942
Через минуту
Знатный пулеметчик Л. Хуторной (погиб в 1944-м). Сталинград, декабрь 1942
Перекур советских бойцов в Сталинграде, 1942
Узбек Нугман Анаркулов, Сталинград, 1942
Расчет советского 50-мм ротного миномета меняет позицию в рабочем поселке под Сталинградом
Братская могила. Сталинград, 1942
Снайпер Василий Зайцев (слева) объясняет новичкам предстоящую задачу. Декабрь, 1942
Снайперы в руинах Сталинграда
Советские солдаты перемещаются по разрушенному цеху завода в Сталинграде во время боя
Сталинград, 1943
Пехотинец. Сталинград, 1943
Бои у завода. Сталинград, 1943
Советские бойцы передвигаются в зимней степи под Сталинградом, 1943
Руины Сталинграда, 1943
Уцелевшие лестничные марши разрушенного здания в Сталинграде
Боец Сталинградского фронта, вооруженный пистолет-пулеметом Томпсона; поставлялся в СССР по программе ленд-лиза, 1943
Два советских бойца в освобожденном Сталинграде - узбек Нугман Анаркулов и украинец Ф.Олешко, 1943
Красный флаг над площадью в центре освобожденного Сталинграда, 1943
Советские бойцы на митинге в освобожденном Сталинграде, 4 февраля 1943
Советские офицеры проходят мимо немецких пленных в Сталинграде. Второй справа - командующий 62-й армией генерал-лейтенант В.И. Чуйков, 1943
Танковый бой
Без даты; предположительно 1943-44-й год
Гибель разведчика. 1943
На подступах к Одессе, 1944
Партизаны у выхода из катакомбы в освобожденной Одессе, 1944
Освобождение Одессы, 1944
Советские войска вступают в освобожденную Одессу, 1944
Пленные немецкие и румынские солдаты под Одессой, 1944
Жители освобожденной Одессы снимают румынские таблички с магазинов и учреждений, 1944
Командир стрелкового взвода младший лейтенант Петр Тимощук ведет наблюдение. Будапешт, 1945
Без даты; предположительно 1943-45 гг.
Ташкент, без даты; предположительно 1950-60-е гг.
Макароны по-узбекски (Ташкент). По одним данным фото снято в 1930-40-е, по другим в 1960-е
Таксопарк №5 на Чиланзаре, в Ташкенте, 1965
После землетрясения в Ташкенте, 1966
После землетрясения в Ташкенте, 1966
Перед скульптурой «Родина-Мать зовет» на Мамаевом кургане в Волгограде (бывший Сталинград), 1967 год
Новый Ташкент, 1976