- В Стамбуле я работала в частной фирме, хотя у меня не было Oturma izin – разрешения на проживание. У меня так и не получилось его оформить. Заплатила примерно 270 долларов, деньги взяли, пообещали сделать, но не сделали – таких людей здесь много.
17 апреля меня задержали. Моя подружка, тоже узбечка, позвала меня на день рождения своего парня, он из Туркменистана, работал в магазине. Мы хотели посидеть часа три, и вернуться. Около 7 вечера пришли к нему домой, он был один. «Продержались» около часа – сидели, пили пиво, вдруг в дверь стучат. Он пошел открывать – там трое полицейских в гражданском. Зашли, сказали, что тут проституцией занимаются. Чтобы доказать им, что это неправда, мы разблокировали телефоны и дали им посмотреть [входящие и исходящие звонки]. Они их забрали. Я позвонила своему начальнику, чтобы он им сказал, что я не занимаюсь такими делами, подружка тоже звонила. Но они их не слушали. Они сразу начали избивать парнишку – он младше меня на два года.
Потом нас отвезли в больницу, взяли кровь на коронавирус, а затем повезли в «обезьянник». Пока полицейские парковали машину возле «обезьянника», парнишка убежал. За ним помчалась та машина, к ней присоединились еще две. Четверо полицейских бросились вдогонку и стали стрелять в него. Он упал, но пули в него не попали, он остался цел. Его вернули в «обезьянник» и сильно избили, из носа у него шла кровь, а всё лицо опухло. Но через четыре дня его освободили – он же туркмен.
Нас задержали без всяких оснований – не было ни шума, ни скандала. Полиция в Турции не разбирается, виновен в чем-либо человек или нет, хватает «подозрительных» иностранцев в домах, в отелях, в такси, даже не спрашивая документов, а бывает, что они просто рвут документы. Они только с турками нормально обращаются, а с представителями всех остальных национальностей как с собаками. Задержанных мужчин отправляют в одно место, женщин в другое.
Через два дня меня и подругу отправили в Силиври Селимпаша, где в специальном учреждении содержатся женщины и дети до 16 лет из разных стран – Сирии, Афганистана, Туркменистана, Азербайджана, Узбекистана и т.д. Там я провела четыре месяца.
При входе в учреждение временного содержания написано, что это гостиница, само здание трехэтажное. В него и помещают тех, кого где-либо забрала полиция. Но это совсем не гостиница: это называется GGM - Geri Gönderme Merkezi (репатриационный центр).
В комнате было пять двухэтажных кроватей, там находились десять девушек. И жандармы (у нас эта структура называется Национальной гвардией), и охранники к нам относились очень плохо. Они всячески издеваются над теми, кто туда попал, при этом хуже всего они относятся именно к узбечкам. Ведут себя нагло, оскорбляют, матом кроют как хотят, избивают там, где нет камер, в комнатах, и говорят открыто, что узбекское посольство само позволяет им так обращаться с нами.
Когда нас привезли туда, меня сразу спросили, найму ли я адвоката или соглашусь на депортацию. Я выбрала первое, договорилась с адвокатом, и стала дожидаться исхода своего дела.
В репатриационном центре
Еда в этом заведении отвратительная, нас кормили гнилым хлебом. Чтобы хлеб стал гнилым, надо долго держать его. Мяса мы вообще не видели. Утром дают поллитровую бутылку воды, и еще по одной днем и вечером – всего полтора литра. Кто брал две, охранники сразу нападали, отбирали – нельзя было. В Германии есть благотворительная организация, которая платит каждый день 54 евро за каждого беженца, в других местах дают одежду. Мы, к сожалению, не получали ни одежды, ни евро.
На третьем этаже, куда меня поместили, были женщины из Марокко, Сирии, Афганистана, была одна азербайджанка, были представительницы всех народов.
В 2020 году там произошло изнасилование трех девушек-узбечек. Мне известны их имена, но, думаю, не надо их называть. Охранник по имени Кемаль отключил камеры, по крайней мере, он так подумал. Но оказалось, что камеры отключает только столица, Анкара. Он изнасиловал трех девушек, прямо перед камерами. Ему помогла одна охранница, ее зовут Гамза. Виновного арестовали, на одну из девушек повесили всю вину и хотели было её депортировать, но у неё был адвокат, и по этому поводу уже два раза проходил суд. Двух других девушек отправили в «гостиницу», расположенную в другом городе, а на первом этаже, где это произошло, всех отпустили – чтобы о случившемся никто не узнал.
До 2020 года директором был Сечкин-бей, но после того случая он то ли сам ушел с работы, то ли его убрали. Нынешний директор в Силиври - Сельчук-бей, человек очень плохой. Издевается над людьми. Потому что все мы не из Турции. Директор, правда, никогда не матерился, я этого не слышала, но опера, Тургай и Милих, открыто оскорбляют, матерят женщин как только могут.
Они сами из Турции, просто смотрят за нашими делами, поэтому их зовут «узбекские опера» (это не охранники). К ним мы заходили как в адскую комнату. Они ругаются, говорят, чтобы мы шли н…й к себе на родину, чего, мол, мы потеряли в Турции. Они не интересуются, не спрашивают, кто по каким причинам попал в Силиври. Открытый мат у них льется даже перед камерами. Не знаю, может, эти камеры звуки не записывают.
Добавлю, что в Силиври есть и хорошие охранники, которые никому не вредили.
Примерно раз в две недели охранники нас фотографировали, когда мы выходили во двор на получасовую прогулку. В неделю нас выводили примерно пять раз. Иногда, когда нас кормили хорошей едой, охранники всё это снимали – чтобы эти видеозаписи для отчетности отправить в Анкару. Как бы - «Вот, мы обеспечиваем им хорошие условия…»
Поскольку у меня был адвокат, меня не трогали, но со мной и не общались – есть ли у меня какие-либо проблемы или нет, не интересовались.
На медицинскую помощь в Силиври можно было не рассчитывать. Женщины, девушки падали в обморок – их не отвозили в больницу, не давали им нормальных таблеток, только обезболивающее. Но оно совсем не помогало. У некоторых болели зубы, у одной вообще была киста где-то в голове. Ее один раз свозили в больницу, там заявили, что ничего серьезного. У одной был аппендицит, ее тоже отвезли в больницу, привезли назад, сказали, что газы. Для узбечек всегда находились причины, чтобы не везти их к врачам. Они даже с беременными девушками так обращались. А женщин из других стран, например, из Марокко… Была там одна арабка из Египта, у нее произошел сердечный приступ, - её сразу доставили в больницу.
Даже когда объявили амнистию в честь праздника Курбан-Байрам, отпустили всех, кроме узбечек.
Там были двое из Марокко - Сара и её подружка Ханде, - они просто издевались над охранниками, плевали в них, били, избивали этих охранников. Те боялись их. Они подходили к охране и делали всё, что хотели. Но даже их отпустили, когда была объявлена амнистия после месяца Рамазан. Остались одни узбечки. Было много девушек из разных стран, [они] притворялись, что дуры какие-то: просто не поверите, но они прямо под камерой сидели и писали. И их отпускали. Сразу же, на второй день.
В репатриационном центре
Не помню точной даты, но однажды к нам приехали представители узбекского посольства: двое мужчин и женщина. Они спросили по каким причинам мы здесь находимся и пообещали помочь. Но, к сожалению, после этого они уже не приходили и на наши звонки не отвечали. Нам давали по 10 минут, чтобы мы могли куда-либо звонить несколько раз в неделю. Мы передали эти номера своим знакомым на воле и они, начиная с утра до шести вечера, пять дней в неделю звонили в посольство, но его сотрудники так и не ответили.
После визита представителей нашего посольства пришел директор и саркастично поинтересовался: «Ну и что, помогло вам ваше посольство?» Это было унижение.
Время от времени в центре временного содержания происходили жуткие истории. Одна женщина из Азербайджана чуть не повесилась. Её хотели депортировать, у нее даже был адвокат, она наняла его за тысячу долларов. У нее отобрали малыша, и она повесилась. Её успели снять, она не умерла. Но сразу же после этого, на следующий день, её депортировали. Ее даже охранница избила. Охранницу зовут Бахар.
Однажды привезли узбечку 1985 года рождения, Одину Туйчиеву, из Ташкентской области. Ни на кого не надевали наручники, кроме неё. Охранники и жандармы её постоянно приковывали наручниками и избивали. Потому что у неё немножко «не все дома». Она никому ничего не делала, просто шумная была - кричала, орала. Её даже в больницу отвезли, чтобы сделать ей укол успокоительного. Одна из наших узбечек ездила с ней больницу. Докторша сказала, что её надо направить в психушку – потому что она может причинить вред или себе, или другим. Но сотрудники центра не стали её никуда отвозить. В коридоре пять камер, поэтому ее избивали в комнате, в «курилке», в туалете, - там, где не было видеонаблюдения.
А как-то жандармы избили другую девушку. До этого у неё была операция, разошелся шов, кровь лилась страшно. Так они и не подумали отвезти её в больницу.
Наши тоже часто болели. Была 45-летняя женщина, у нее были проблемы с давлением, с сердцем, - ей даже таблеток нормальных не выписывали. Она просидела четыре месяца. Ее задержали в клубе, они там с друзьями, с подругами вышли погулять, - их задержали и привезли в Силиври «за проституцию». 45 лет женщине – какая проституция?..
Менты даже не разбираются, что и как. Просто тупо отвозят в «обезьянник», там два-три дня девушки проводят (ну, я провела два дня), некоторые говорили, что пять-шесть дней, там обходятся с ними жёстко, одну избили сами менты – как всегда там, где не было камер. Когда она пришла, у нее везде синяки были.
В Силиври меня постоянно пугали депортацией – что вышлют, что я больше не смогу вернуться в Турцию.
Летом мы, узбечки, живущие на третьем этаже, устроили бойкот, ничего не ели. Не спускались [в столовую]. Потому что, когда уже всех отпустили, кроме узбечек, мы договорились – «не будем есть». Внизу есть лавка, продают сигареты, шоколадки разные, бутерброды и всё такое, - мы договорились, что не будем спускаться, таким образом, может быть руководство этого учреждения отреагирует и нас отпустят или отправит в другое место, потому что мы слышали, что из другого места легче выйти. И мы дня два, наверное, держали голодовку. У нас там были еще и маленькие дети, трое или четверо малышей. Потом к нам пришел сам директор. Сказал: «Это ваше дело, будете вы есть или нет, это меня не касается».
Тем не менее, директор обнадежил, что отправит нас в Анкару; позже они, мол, передадут нам свой ответ. К сожалению, никакого ответа мы не дождались.
Но потом, 11 августа, нас – около 28 человек, - всё-таки перевели в другое место, в Эдирне.
В целом там было нормально. И охранники не злые, даже директор, Энвер-бей, - хороший человек. Но мы добивались освобождения. Поэтому снова объявили голодовку. 9 девушек, и еще с нами был маленький ребенок. Охранники сказали директору, что мы не едим, пришла его помощница. Она нас выслушала, сказала, что через два дня скажут нам ответ. Никакого ответа мы снова не дождались, и устроили новую голодовку – не ели, не пили воду, не выходили ничего покупать.
На этот раз с нами встретился сам директор. Мы с ним поговорили, он сказал, что через день ответ даст главный руководитель. Мы прождали его ответа несколько дней… в пятницу мы были у директора, а во вторник, через 26 дней нашего пребывания в центре временного содержания в Эдирне, нас освободили. В общей сложности я провела в заключении пять месяцев.